махаонные.Команда подметальщиков, увы, мертва.Осталась самострельная, самоходная,самоуправляемая метла.Зачем Вы стали погромщиком маньяковским?Стали демоном ненависти, любви?Тайным собирателем картин Маковского?Почти тёзка Ильфа – ЛФИ.Зачем Вас вымели? Вывернули выдрою?Сдали замминистром в Йошкар-Олу?Может быть, за то, что мне тайну выдалипро государственную метлу?В склепе запакованный в стиль нашего Капоне,как гранит рокфоровский исчервлён,кто расслышит стон ваш заупокойный,Леонид Фёдорович Ильичёв?ПАМЯТИ НАТАШИ ГОЛОBИНОЙДружили как в кавалерии.Врагов посылали на… Учила меня акварелитьНаташа Головина.«Что моет нам кисти? Развене женский эмансипат?Андрюша, попробуй грязьюкрасивое написать!»Называется нейтральтиномзадумчивый смыв кистей.Впоследствии Тарантиноиспользовал слив страстей.Когда мы в Никольском-Урюпинеобнимались под сериал,доцент Хрипунов, похрюкивая,хрусть томную потирал.Была ты скуласта, банзаиста.Я гол и тощ, как горбыль.Любил ли тебя? Не знаю.Оказывается – любил.Мы были с тобою в паре.Потом я пошёл один.Обмывки страстей создаличудовищный нейтральтин.Карданной церковной башней,густой вызывая стыд,рисунок твой карандашныйв моей мастерской висит.Выходит шедевр тем краше,чем больше в мире дерьма.Оправдано кредо наше,Наташа Головина.* * *Михаилу Жванецкому
Проктолог – отоларингологу:«Сквозь лярву вижу вашу голову.В дыру тоннеля бесконтрольногоя вижу божий свет и горлинку».Проктолог – отоларингологу:«Ночами и парторги голые!Вглядитесь в глубину парторгову!Отари Ларина потрогала».Проктолог – отоларингологу:«Не запивай пулярку колою!Путь к воскрешенью зафрахтованнам Франкенштейном и Фрадковым».Проктолог – отоларингологу:«Патрон наш срок не пролонгировалС тротилом тачка припаркована.С одной Тобою нет прокола».Проктолог – отоларингологу:«У Ларри Кинга prick с приколами.Россия славится расколами.Ахматова сгубила Горенко».Ты, Миша, брутто-гениаленмеж непробудных гениталий.Стране, дежурящий, ты дорогкак практикующий проктолог! Пускай другие врут с три короба:«Шнур популярнее Киркорова».СОМНАМБУЛАПолемизировал с Магометом.Как подсолнечник, жёлт прикидом.Маяковский был первым скинхедом? Может, скажете – первым шахидом?!Но наивная боль кубистаперехлёстывала сквозь это.Сомнамбулическое самоубийствовозвратило его в поэта.Он парит над Москвой лубочной,над Лубянкою криминальной.Гениальный он был любовник,остальное – конгениально.И в отличие от смоковницыс саксаулами,революция Маяковского —сексуальная!«Мяу- ковский» – вопили кошки.«Мао-конский» – глас протодьякона.Поэт играет в собственные кости.Как в небе «Як» или совесть св. Якова.Зазывая в глаза огромные,Киберматерью была его Лили.Убивались или любили.Или – или.Лилю Брик клеймили интриги:«Чёрный пояс на ней с резинками».Местечковый акцент меняли комбригина метерлинковской.Не любил его критик в кофточке.Наш народ так его и не понял.Нацепив на лацкан морковку,уходил Маяковский по небу.Озарённая преступлением,вся страна подымалась в гору.Окровавленными ступенямипо шинелям шли «разговоры».Рты заклеены, как конверты.Не удерживаюсь от трюизма:Маяковский – первая жертвагосударственного терроризма.ПАМЯТИ ЮРИЯ ЩЕКОЧИХИНАПо шляпам, по пням из велюра,по зеркалу с рожей кривой,под траурным солнцем июля —отравленный сволотой,блуждает улыбочкой Юра,последний российский святой.* * *Суперстары. Супостаты.Хрущёв круче Троцкого.Он своих крестьян подставилв эпицентре Тоцкого.* * *Используйте силу свою.Мы гости со стороны.Вы бьёте по острию.Я гвоздь от иной стены.Мне спину согнули дугой,по шляпку вбили вовнутрь.Я гвоздь от стены другой.Слабо Вам перевернуть?! Битый ноготь черней, чем дёготь, —боязно глаз впереть.Назад невозможно дёргать.Невозможно – вперёд.Вы сами в крови. Всё испортив,ошибся конторский вождь.Сияет стена напротив —та, от которой я гвоздь.Я выпрямлюсь. Я найду.Мы гости иной страны.По шляпку в тебя войду —я гвоздь от Твоей стены.* * *Мост. Огни и лодки.Речушки борозда.Баржа с седеющей бородкойползла, как старая дыра.АПЕЛЬСИНЫ, АПЕЛЬСИНЫ… Нью-йоркский отель «Челси» – антибуржуазный, наверное, самый несуразный отель в мире. Он похож на огромный вокзал десятых годов, с чугунными решётками галерей – даже, кажется, угольной гарью попахивает. Впрочем, может, это тянет сладковатым запретным дымком из комнат.
Здесь умер от белой горячки Дилан Томас. Лидер рок-группы «Секс пистолс» здесь или зарезал, или был зарезан своей любовницей. Здесь вечно ломаются лифты, здесь мало челяди и бытовых удобств, но именно за это здесь платят деньги. Это стиль жизни целого общественного слоя людей, озабоченных социальным переустройством мира, по энергии тяготеющих к «белым дырам», носящих полувоенные сумки через плечо и швейцарские офицерские крестовые красные перочинные ножи. Здесь квартирует Вива, модель Энди Уорхола, подарившая мне, испугавшемуся СПИДа, спрей, чтобы обрызгать унитазы и ванную.
За телефонным коммутатором сидит хозяин Стенли Барт, похожий на затурканного дилетанта-скрипача не от мира сего. Он по рассеянности вечно подключает вас к неземным цивилизациям.
В лифте поднимаются к себе режиссёры подпольного кино, звёзды протеста, бритый под ноль бакунинец в мотоциклетной куртке, мулатки в брюках из золотого позумента и пиджаках, надетых на голое тело. На их пальцах зажигаются изумруды, будто незанятые такси.
Обитатели отеля помнили мою историю.
Для них это была история поэта, его мгновенной славы. Он приехал из медвежьей снежной страны, разорённой войной и строительством социализма.
Сюда приехал он на выступления. Известный драматург, уехав на месяц, поселил его в своём трёхкомнатном номере в «Челси». Крохотная прихожая вела в огромную гостиную с полом, застеленным серым войлоком. Далее следовала спальня.
Началась мода на него. Международный город закатывал ему приемы, первая дама страны приглашала на чай. Звезда андеграунда режиссер Ширли Кларк затеяла документальный фильм о его жизни. У него кружилась голова.
Эта европейка была одним из доказательств его головокружения.
Она была фоторепортёром. Порвав с буржуазной средой отца, кажется, австрийского лесовика, она стала люмпеном левой элиты, круга Кастро и Кортасара. Магниевая вспышка подчёркивала её близость к иным стихиям. Она была звёздна, стройна, иронична, остра на язык, по-западному одновременно энергична и беззаботна. Она влетала в судьбы, как маленький солнечный смерч восторженной и восторгающей энергии, заряжая напряжением не нашего поля. «Бабочка-буря» – мог бы повторить про неё поэт.
