В: И недурна собой?
О: Глаза хороши, сэр, личико миловидное. Слова лишнего не проронит, но если заговорит, речь ведёт гладко. Почти, можно сказать, красавица, вот только на мой вкус слишком худощавая, щуплая. Надобно добавить, что, какая роль была ей предназначена — это ещё одна загадка. То же со слугой.
В: Что вы можете сообщить о последнем?
О: Что ж, сэр, даже не касаясь его природных изъянов, должен признаться, что такого странного слуги я сроду не видывал. Когда он впервые заявился ко мне домой, я бы едва ли узнал в нём слугу, не будь на нём синей ливреи. Взгляд бессмысленный, повадки нимало с его должностью несходные — как будто он никогда не бывал в приличном обществе и не научен почтительности к тем, кто выше его по званию. В продолжение всего пути он ливрею не надевал ни разу, наряжался как простой крестьянский парень. Только хозяин и горничная ведали, кто он такой, а все прочие верно почитали его за бродягу-ирландца, уж никак не за слугу при джентльмене. Но и это ещё ничего, главная странность впереди.
В: О ней — в свой черёд. Вернёмся к путешествию. Кто из вас начальствовал в пути? Мистер Б.?
О: Дорогу выбирал он, сэр. Бристольская дорога смущала его своим многолюдством, он опасался, как бы опекун не послал в Мальборо или в сам Бристоль своего наблюдателя, чтобы заранее уведомиться от него о нашем приближении. Поэтому сперва мы взяли на юг, как будто имея в мыслях добраться до Эксетера, где мне якобы предстояло уладить одно дело, прежде чем отправиться в Бидефорд к мнимой сестре.
В: Что ваш путь лежит в Бидефорд, он известил вас при самом начале путешествия?
О: Да. Что же до прочего, он признался, что ещё ни разу не имел нужды прибегать к притворству, а посему просил нас, как людей более искусных в таких делах, помогать ему наставлениями. Вот я ему и советовал.
В: Где вы с ним соединились?
О: Было решено, что мы с Джонсом за день до отъезда прибудем экипажем в Хаунслоу и заночуем в «Быке».
В: За день — то есть апреля двадцать пятого?
О: Да. Там нас должны были дожидаться кони, а на рассвете нам надлежало отправиться по дороге в Стейнс с намерением соединиться там с мистером Бартоломью и его человеком и горничной. Так оно и вышло. Мы повстречали их на подъездах к городу.
В: Каким путём они туда добрались?
О: Ума не приложу, сэр. Я в это не входил. Может быть, они ночевали в Стейнсе и выехали нам навстречу. Едучи уже все вместе, мы миновали Стейнс без остановок.
В: При встрече не произошло ничего достойного замечания?
О: Нет, сэр. Сказать по правде, мы тронулись в путь с лёгким сердцем, как бы предвкушая удачный исход.
В: Деньги вам заплатили вперёд?
О: Я получил задаток — за себя и за Джонса. Мне предстояли дорожные расходы.
В: Сколько?
О: На мою долю — десять гиней, Джонсу — одна. Золотом.
В: А остальное?
О: Остаток был мне выдан при расставании, в последний день, в виде векселя. По нему я и получил причитаемое.
В: У кого?
О: У мистера Бэрроу с Ломбард-стрит.
В: Торговца, ведущего дела в России?
О: У него.
В: Что же, в путь так в путь. Только, избавьте меня от ваших мелочных отступлений. Расскажите в подробностях, как вы уведали, что мистер Бартоломью не тот, за кого выдаёт себя.
О: Подозрения, сэр, не замедлили явиться. И часа не прошло, как мы тронулись в путь, а я уже почуял, что дело нечисто. Мы с Джонсом, который вёл вьючную лошадь, поотстали, и он шепнул, что имеет мне нечто сообщить, но если разговор этот не ко времени, то пусть я его оборву. Я велел ему говорить. Тогда он взглянул на девушку, сидевшую за спиною Дика, и молвил: «Мне сдаётся, мистер Лейси, что я уже встречал эту девицу, и вовсе она не горничная. Вовсе даже ничего похожего». А видел он её два или три месяца назад входившей в публичный дом за Сент-Джеймсским парком, который у черни зовётся «заведение мамаши Клейборн». Бывший с Джонсом приятель рассказал, что девица эта, да простится мне это низкое выражение, — самый лакомый кусочек во всём заведении. Вообразите моё изумление, сэр. Я к нему приступаю: не обознался ли? На что он ответствовал, что видел её мельком, причём при свете факела, а потому ручаться не может, однако же сходство разительное. Сказать по чести, мистер Аскью, я не знал, что и думать. Мне известно, какую уйму денег огребают подобные твари и их хозяйки. Я слыхал, что, если иной распутник попадёт к такой, как Клейборниха, в особую милость, ему дозволяется на ночь забирать девку к себе, но чтобы хозяйка отпустила её в столь дальнее путешествие, уж этому я никак не поверю. И какой ей расчёт? Как прикажете это понимать? Что мистер Бартоломью вероломно меня обманул? Не хотелось думать о нём худо. И может ли статься, чтобы такая заведомая шлюха — если это впрямь она — соблазнилась местом горничной? Коротко говоря, я уверил Джонса, что он обознался, и всё же просил, буде представится случай, завести с девицей разговор в надежде выведать ещё что-нибудь.
В: Джонс не сказывал, как звали девицу из борделя?
О: Имени её он не знал. Но завсегдатаи величали её Квакерша.
В: Откуда такое прозвище?
О: Это за её умение ловко разыгрывать недотрогу, чтобы пуще разохотить сластолюбцев.
В: Она и наряжалась сообразно?
О: Боюсь, что так, сэр.
В: Джонс говорил с ней, как вы ему присоветовали?
О: В тот же день, сэр. Однако добился немногого. Только и узнал, что она родом из Бристоля и ждёт не дождётся вновь увидеть свою госпожу.
В: Стало быть, ложная подоплёка была ей ведома?
О: Да, но когда Джонс попытался развязать ей язык, ничего не вышло. Она отговаривалась тем, что мистер Б. велел ей помалкивать. Джонс сказывал, отвечала она тихим голосом, всё больше «да» или «нет», а то и просто кивала головой. Всё конфузилась. Тут-то его и взяло сомнение, не ошибся ли он: тем, к которым он её сперва причислил, робость не сродна. Словом, сэр, наши первые подозрения улеглись.
В: Вы говорили о них мистеру Б.?
О: Вначале — нет, сэр. Только при расставании, как вы узнаете дальше.
В: Не имел ли он с девушкой разговоров с глазу на глаз? Не усмотрели вы никаких примет тайного между ними сговора?
О: В тот день, сэр, я ничего подобного не видел и не слышал, и после тоже. Всю дорогу он устремлял на неё не больше внимания, чем на ящик или иную кладь, и, надобно заметить, вообще в пути держался особняком. Он не раз просил у меня за это прощения, говоря, что, хоть и не слишком учтиво выставлять себя, как он выразился, угрюмцем-отшельником, однако он уповает на моё снисхождение, ибо мысли его заняты не докучным настоящим, но будущим. Я почёл, что такое поведение вполне извинительно для несчастного влюблённого, и не придал ему важности.
В: Он держался так, чтобы не утруждать себя притворством?
О: Теперь и я того же мнения.
