окно.
В: Окна, сударыня, видеть не умеют. То был один обман чувств. Над каким же городом вы будто бы пролетали?
О: Над городом красоты несказанной. Сама не видывала и от людей не слыхала, чтобы во всём свете был хоть один такой город. Строения сплошь белые с золотом. Куда ни глянь — парки и плодоносные сады, чудные улицы и аллеи, речки и пруды. Не то чтобы город, а больше пригород, где селятся богатые горожане. И таким от всего этого веет покоем!
В: Откуда вы узнали, что сады были именно плодоносные? Разве вы пролетали не на большой высоте?
О: Так мне показалось. Маленькие деревца, рядами посаженные, — я и рассудила, что это плодоносные сады. И меж них через всю окрестность протянулись великолепные широкие дороги, точно золотом мощённые, а по ним двигались люди и бегали блистающие кареты. Сами собой, без лошадей, а бегают.
В: Каким же это способом они бегали?
О: Не знаю. А люди по золочёным дорогам передвигались не сами, не пешим ходом — двигалась мостовая у них под ногами. Сама двигалась и их везла. Хотя ходить пешком они умели не хуже, чем мы. Мы, как пролетали над полем, видели их пляшущими, девицы стояли двумя кругами, а мужчины на другом поле — рядами. И плясали. Попадались нам и просто прохожие: ходят совершенно как мы.
В: И как они плясали?
О: Плясали и, похоже, припевали. И девицы движениями показывали, будто пол метут. Преизящнейшим образом двигались и с ликованием запрокидывали головы. А мужчины взмахивали руками, будто сеют семена, а потом изображали, будто косят. Как взаправду, только что проворнее. Чистоте духовной в этой земле почёт и уважение. Я многих там видала, которые, взяв помело или веник, по правде мели дорожки или золочёные аллеи и этим изъявляли, как несносна им неопрятность. Другие же стирали в ручьях бельё. А мужчины в пляске радовались щедротам Господним. И повсюду у них усматривался благостный порядок — и в садах, и в парках, и, без сомнения, в жилищах.
В: Наружность их была ли подобна нашей?
О: Как у различных народов. Иные белые, иные смуглые или жёлтые, а то чёрные, словно ночь. Всех я с вышины не рассмотрела. Мы глядели словно с маковки превысокой башни, которая двигалась на ногах.
В: А что их одежды?
О: Все были наряжены точь-в-точь как те три леди — в серебряные штаны и курточки. Что мужчины, что женщины. Я не всё разглядела из-за нашей быстроходности. Едва начнёшь к чему-то приглядываться, а оно уже скрылось из глаз и перед тобой новые виды.
В: А эти чёрные дикари — не нагими ли они ходили?
О: Нет.
В: Не попадались ли вам церкви?
О: Нет.
В: Не видели вы каких-либо символов Господа либо Его исповедания?
О: Таких, как заведены у нас, не видала. Всё вокруг было таким символом. А священников, церквей и прочего в таком роде не имелось.
В: А языческих либо не знаю каких ещё храмов?
О: Нет.
В: Ну а большие здания, дворцы? Биржи, лазареты, судебные палаты?
О: Ничего из этого не было. Дома же большие и красивые точно имелись, и люди, похоже, проживали в них все вместе и не делали между собой никакой разницы. И дома эти, ни заборами, ни стенами не обнесённые, не лепились друг к другу, но были разбросаны по зелёным полям. И едким печным дымом от них не разило. Славные дома, будто пребольшие фермы среди полей. И всё-то там зелено, как в летнюю пору, и всё залито солнцем, будто на дворе вечный июнь. Я теперь этот счастливый край, который нам открылся, так и зову.
В: Как зовёте, сударыня?
О: Вечный Июнь.
В: Alias[143], турусы на колёсах. Из чего были сложены их жилища: из камня ли, кирпича ли? Имели они кровлю соломенную или из плитки?
О: Ни то, ни другое. Подобные жилища в нашем мире мне вовсе не встречались. Стены белые и всё больше гладкие, как внутри у морской раковины, а кровли и двери золотые. А очертаниями дома друг от друга различествуют. Одни — как большие шатры, другие с плоской кровлей, а на кровле разбит чудесный сад, третьи — круглые, как большие головы сыра. Есть и иные, многоразличные.
В: Откуда вам известно, что двери, кровли и дороги сделаны из золота?
О: Доподлинно я не знаю, они имели такой вид. Посмотрела я эти большие дома, где они имели общежительство. Много в них людей жило, и не как у нас — одна-единственная семья, но все купно. И одни дома были отведены лишь для женщин, другие — лишь для мужчин. И такое же разделение являло себя всюду. В одном месте мы усмотрели многолюдное собрание: все сидели под чистым небом и внимали державшему перед ними речь. Вот и там мужчины и женщины строжайше были разведены по сторонам: женщины сидели по левую руку, мужчины — по правую, точно им было определено, как живут врозь, так держаться порознь и тут.
В: И вы не видели нигде супружеских пар или там любовников, что ли?
О: Нет, не видала. В Вечном Июне такое не в обычае.
В: Что у них не в обычае? Уж не живут ли они на манер католических монахов и затворниц-монашек? А детей вы тоже не видели?
О: Дети были, да только не плотского порождения. Плоти и грехам её туда доступа нет. Заведись они — не было бы Вечного Июня.
В: Видели вы, чтобы люди там работали?
О: Разве что в садах и в полях. Себе на радость.
В: Не имелось ли там лавок, уличных торговцев, рынков?
О: Нет, не имелось. Фабрик и мастерских тоже не видать.
В: А солдат, людей с оружием?
О: Там оружия не носят.
В: Ну, сударыня, уж это никак на правду не похоже.
О: В нашем мире — не похоже.
В: Что же поделывала ваша леди в продолжение воздушного путешествия?
О: Сидела на скамье подле меня и всё обнимала. И я, не отводя глаз от окна, положила голову ей на плечо.
В: Исходила ли от неё телесная теплота?
О: Как от меня.
В: Пусть и загрезившись, как разумели вы об этом явленном вам фантазмическом городе?
О: Что это тот самый город, откуда родом эта леди, что он не от мира сего, но от иного мира, против нашего совершеннейшего, который имеет знания обо всём, что неведомо нам. Что жители его внешним образом с нами сходствуют и не сходствуют, и более всего несходны с нами в том, что наружность у них выражает покой, и довольство. Нигде я там не нашла ни сирых, ни убогих, ни увечных, ни хворых, ни голодных. Не видала и таких, кто бы кичился роскошеством и богатством. И было заметно, что они довольны равенством своего состояния, оттого что при нём ни один человек не нуждается. И всеобщим целомудрием довольны, оттого что при нём никто не грешит. Не то что в этом мире, где алчность и тщеславие оковали сердца мужчин и женщин железом, отчего всякий поступок и самая жизнь человека подчинены единственно его корысти.
В: Вам, сударыня, велено излагать, что вы видели, а не как о том трактует
