вынырнула молодая женщина, оперлась руками о волнорез, откинула мокрые волосы с лица. Она так изменилась, что Сергей не сразу узнал ее.
– Ты победил! – дерзко и открыто улыбнулась с экрана гремучая змея – его бывшая начальница. – Я ушла из компании. И я никогда не думала, что скажу тебе за это спасибо. Странно, я ненавидела тебя, а ты сделал меня счастливой! Знаешь, где по-настоящему чувствуешь себя свободным? Под водой. Это ни с чем не сравнимое ощущение невесомости и полета! Я стала другим человеком, меня перестали ненавидеть, потому что теперь я учу людей дайвингу – учу летать, а не драться. Теперь-то я точно знаю, что быть удачливым – не значит быть счастливым!
Еще несколько секунд в кадре искрилось море, потом запись оборвалась.
– Ну и славно, что тебя больше нет, – облегченно вздохнул Сергей. – Лучший конкурент – мертвый.
Расслабленно откинувшись на спинку стула, он передал Наташе пульт.
– Диск выброси.
Наташа покорно нажала на кнопку. DVD медленно выехал из проигрывателя, все еще продолжая искриться бликами моря. Она бережно взяла диск в руки и молча вышла, твердо решив, что сохранит запись.
Впервые она шла по коридору, не торопясь. Оказывается, все это время на стене напротив окон висели картины: репродукции моря, гор, цветущих солнечных полян. Раньше она их не замечала – всегда занята, всегда на бегу. Наташа долго вглядывалась в картины, пока не оказалась на набережной реки, где солнце, сталкиваясь с волной, рассыпалось на тысячу маленьких звездочек. Легкий ветерок и тишина. Только всплеск нетерпеливой речной воды навстречу белому теплоходу. А он бежит себе по волнам – мимо, мимо… Картина исчезла за пеленой слез. Она резко отвернулась от нее и поспешила дальше по коридору к лифту. Вниз, на улицу, и никогда больше сюда не возвращаться!
Осенний ветер в бессильной злобе набрасывался на плакаты и транспаранты пострадавших от рекламы во сне. Наташа обогнула пеструю толпу демонстрантов. Их крики заглушил грохот несущихся по проспекту машин. Ветер трепал одежду, волосы, срывал листья с деревьев. Она бежала по проспекту, затем по уходящей от него вбок во дворы улице, бесцельно, наобум. В глубине двора ветер и шум магистрали внезапно стихли.
Вжиих-вжих. Вжих-вжих-вжих. Наташа обернулась на знакомый звук.
– Кто столько бумаги нарезал? – возмущалась толстая дворничиха, подметая с тротуара… белые листья. Наташа подняла один из них. Странное дерево, названия которого она не знала, сбрасывало листья, острыми краями и белизной внутренней стороны точь-в-точь похожие на бумагу.
«Мы – бумажные человечки. Нас кто-то вырезал умелой рукой и забыл на столе у открытого окна. Он не сказал, зачем. Дует ветер, и мы падаем на пол. А бумажные листья за окном осыпаются с деревьев на землю. Он не помнит о нас. Ветер. Пустота. Мы – всего лишь бумажные человечки». На резном листе медленно проступали лица Полины, Руслана, строчки из его писем и ее книги, обрывки неоконченных разговоров, стихи, ноты музыки, звучащей в телефонных проводах… И постскриптум: «Нужно ехать домой».
– Нет мест, девушка. Ближайший свободный поезд только через пять дней, – сообщили ей в кассе на железнодорожном вокзале.
– Но я не могу больше здесь оставаться! Мне срочно нужно домой! Что мне делать?
– Заранее нужно билеты покупать, – и кассир захлопнул окошко перед ее носом.
– Правильно! Какая девушка легкомысленная! Обещала приехать и не едет!
Неожиданная радость пронзила насквозь, как электрическим током. Наташа оглянулась на стоящего позади нее Руслана.
– Я хотел тебе позвонить, но вспомнил, что ты любишь сюрпризы, – безоблачно улыбался он, стирая из ее памяти события последних дней. – Мы с ребятами – только что с поезда. Пошли вещи сдавать в камеру хранения. И вдруг вижу: в зале ты стоишь у кассы. Что-то словно заставило меня посмотреть в твою сторону. Невероятно, правда?
– Да, я ждала, но не ожидала, что мы встретимся так…
– Вы, вероятно, не ожидали, что нам придется встретиться, не так ли? – сдвинув густые брови на переносице, резко спросил Игоря черный вестник начала конца.
Журналист так настойчиво требовал встречи, просто преследовал его в последние дни. Игорь не смог отказаться. Они сидели за столиком в пустующем в дневное время кафе.
– Послушайте, реклама во сне сделала из вас героя. Подарила блестящие репортажи. Вы пошли в гору. Так, чего вам еще желать? Вы не обделены журналисткой славой, не так ли? – парировал Игорь, чувствуя нарастающую кофейную горечь во рту.
– Я не стал бы обращаться к вам за помощью, если бы удалось достать вашего друга, – как можно мягче попытался объяснить журналист, перестав, наконец, хмуриться. – Но он – как в бункере: ни дозвониться, ни перехватить. Его нет ни в офисе, ни дома. А то, что вы вместе работали над проектом, я узнал сразу. Дело в том, что родственник одного из участников ваших с Сергеем экспериментов позвонил мне сразу после того, как в эфир вышел первый сюжет о рекламе во сне. Потом были еще и еще звонки. Каждый со своей историей, со своей бедой. Сотни людей приходили к нам в студию. Не только москвичи, приезжали и из других городов, ваша зараза распространилась уже по всей России. Их всех объединяло одно: они потеряли близких. Люди меняются, психика их меняется. Кому нужен ненормальный муж, спускающий на пиво весь семейный бюджет? А что делать матери, когда ее ребенка отправляют в колонию за кражу, которую он никогда в жизни не совершил бы? Правоохранительные органы еще не умеют решать подобные вопросы. Потерпевшим негде искать защиты. Вы ведь знаете, что смерть от передозировки в супермаркете связана с рекламой во сне?
– Насколько мне известно, – держал удар Игорь. – Никаких доказательств нет. А косвенные улики – всего лишь догадки и досужие домыслы. Всегда и во все времена люди винили в причинах своих несчастий первопроходцев. Просто не способны понять, что именно они открыли.
– Да, вы правы. К сожалению, ничего доказать так и не удалось. Профайла в сети не обнаружено, наверно, данные были стерты. Есть лишь косвенные улики. Впрочем, все необходимые доказательства, чтобы ваш друг хотя бы предстал перед судом, у меня уже есть.
