Джо долго смотрел на нее, а потом ответил:
– О да, конечно.
Это была ложь, и он долго размышлял над этим, моя посуду на кухне, в то время как Мэри читала Джесси книжку. Истина состояла в том, что, найдя их, дело он не закончил и оно не завершится до тех пор…
Пока он не узнает, что произошло и почему.
Уложив сына спать, Мэри вернулась, и они с Джо сели у камина. Ему показалось, что она огорчена, и он поинтересовался, в чем дело.
– Дело в том… что после вашего появления… Джесси так радуется… и я поняла, насколько все это эгоистично.
– Обитание на острове?
Она кивнула.
– Но вечно так продолжаться не будет. Осенью он пойдет в детский сад, так что… нам придется купить дом в городе.
– А вы не боитесь, что кто-нибудь вас узнает? – спросил Ласситер.
– Нет, не очень. Мой нынешний образ жизни выпадает из всех привычных представлений. Кроме того, раньше я была совсем другой.
– Вы имеете в виду внешность?
– Нет. Я имею в виду свои ощущения. Все, что было когда-то важно, сейчас отошло на второй план. Теперь для меня самое главное – Джесси.
– Верно, – кивнул Ласситер. – И именно поэтому вам следует отсюда уехать.
– А я-то думала, с этим вопросом покончено. – Мэри одарила его недовольным взглядом.
– Хорошо, пусть покончено. Но сделайте одолжение – когда здесь появится береговая охрана, скажите, что не видели меня.
– Но почему? – Она посмотрела на него с подозрением.
– Потому что люди, которые ищут вас, охотятся и за мной. А это – поверьте мне на слово – сулит огромные неприятности. Дело в том, что если береговая охрана доставит меня на материк, кто-то напишет доклад, в котором будет упомянуто мое имя. А поскольку погиб местный житель, мое имя всплывет в газетах. И тут же в городе появятся люди, которых никому из здешних обитателей никогда видеть не доводилось. Ну а дальше попробуйте догадаться сами. Они начинают спрашивать: «Ах, он арендовал катер? И куда же он собирался?» – Джо вздохнул: – Дело очень серьезное, так что мне, пожалуй, лучше добраться до материка самостоятельно.
– Каким образом?
– У вас есть лодка. Вы могли бы доставить меня на побережье.
Она подтянула колени к груди и спросила:
– А что потом? Бросить вас на какой-нибудь голой скале?
– Да.
– Вы с ума сошли. Что вы станете делать?
– Пусть это вас не волнует.
– Лодка еще не спущена на воду, – покачала головой Мэри. – И причал тоже не на воде.
– Как не на воде?
– Зимой его приходится вытягивать на берег, иначе могут унести льды. Пару раз за зиму бухта замерзает.
– Но разве он не закреплен?
– Речь идет о тоннах льда. Когда он начинает подтаивать и вдобавок наступает прилив…
– Но сейчас нет льда.
– Сейчас нет, но… – Она глубоко вздохнула и продолжила: – Думаю, мы могли бы спустить причал… И до берега я вас доставлю.
– Больше я ничего не прошу.
– Хорошо. Так и сделаем.
Ласситер долго смотрел в огонь. Неожиданно он повернулся к Мэри:
– Можно мне вас спросить?
– Боже мой! – рассмеялась она. – Вы совсем как Джесси.
– Нет, серьезно, – продолжал Ласситер. – Насчет клиники. Все женщины, которые погибли, прошли одну и ту же процедуру, и мне интересно… почему вы выбрали именно ее.
– Что вы имеете в виду? Пересадку донорских ооцитов?
– Да. Я хочу сказать, в вашем возрасте… это несколько необычно. Остальные женщины, как Кэти, например, были значительно старше. Вы же еще могли… – Он поднял глаза к потолку и закончил: – Боюсь, я лезу не в свои дела.
– Почему не сказать, – произнесла Мэри немного шаловливо, – коль скоро все остальное я вам уже поведала? В моем случае бесплодия не было, и я могла иметь детей. Я очень хотела иметь ребенка, но понимала, что генетический материал должен быть не моим.
– Почему?
– Синдром Дюшенна.
Ласситер тупо взглянул на нее:
– А что это такое?
– Это поврежденный ген… – Она отвернулась. – Он бывает у женщин и передается потомству, хотя сами женщины этим синдромом не страдают. Он поражает только мужчин.
– И что происходит?
– Это результат повреждения Х-хромосомы, как при гемофилии, только в отличие от последней синдром Дюшенна не лечится. Все больные погибают. Мой брат умер в тринадцать лет.
Ласситер вспомнил рассказ Мод о том, что мальчика переносили в катер на руках, завернув в одеяла.
– Сочувствую, – проговорил Ласситер.
Мэри, откинувшись на спинку кресла, с отрешенным видом поведала ему, что болезнь эта не что иное, как прогрессирующая мышечная дистрофия. Начинается ниже икроножных мышц и постепенно карабкается вверх. Вначале походка становится неуклюжей, затем затрудненной, потом ноги атрофируются, а болезнь ползет выше, пока не доберется до диафрагмы. Больному тяжело дышать, и он совершенно не может кашлять. В конце концов он погибает от остановки дыхания, пневмонии или других болезней.
– В двадцать лет я сделала анализ, и выяснилось, что я – носитель.
Ласситер не знал, что сказать. Но в конце концов все-таки решился:
– И ваши дети обязательно должны унаследовать болезнь?
– Нет, – ответила Мэри, покачав головой. – Шанс, что мой сын получит синдром Дюшенна, – один к четырем.
– Но это же не так плохо…
– В «Русской рулетке» шансы еще выше. Кроме того, в отличие от «Русской рулетки» вы ставите на кон жизнь другого существа, которое вам дороже всего на свете.
– Я хотел бы сказать, что сожалею, – произнес Ласситер, – но…
– Это не имеет значения. У меня есть Джесси… и я не могла бы никого любить больше, чем люблю его.
– Понимаю.
– Нельзя сказать, что я впала в отчаяние, узнав о возможной болезни. У меня в то время никого не было, и я не думала о ребенке. Дверь закрылась, но я даже не собиралась в нее стучать.
– И что же заставило вас изменить свои взгляды?
– Не знаю. – Мэри пожала плечами. – Я жила в Миннеаполисе. Это было своего рода тайное существование. Я чувствовала себя одинокой, мне казалось, что все мои личные связи оборвались. Я задумалась о ребенке, понимая, что обычным путем завести его не смогу, а усыновление невозможно. Ужасно много шума… из-за Каллисты и всего прочего. А потом я увидела статью о новом методе с использованием донорских яйцеклеток и решила действовать. Два месяца спустя я уже летела в Италию, а
