Нью-Йорка и вставленные в изящные рамки изображения героев комиксов. Мебели было совсем немного, обращал на себя внимание лишь большой рояль, на котором Ласситер учился играть.
Возвращение домой всегда казалось Джо наградой после тяжелого дня, но на сей раз прохладные белые стены и просторные помещения настроения не улучшили. Напротив, дом казался пустым и холодным, напоминая скорее крепость, чем приют для души.
Нацедив в высокий стакан виски «Шиваз регал», Джо прошел в свою любимую комнату – кабинет, где три расположенные под необычными углами стены от пола до потолка закрывали книжные полки, вдоль которых на тонких рельсах катались библиотечные лестницы. В углу, в трех футах над полом, находился камин якобы из необожженного кирпича, с поленьями и растопкой. Несмотря на то что на улице стояла жара, Джо разжег огонь и просидел минут двадцать, потягивая виски и наблюдая за игрой пламени на поленьях.
Через некоторое время он нажал кнопку автоответчика и прослушал несколько сообщений. Усилив звук, Ласситер вышел на террасу и остановился у перил, наблюдая, как под ветром колышутся верхушки елей. В воздухе повеяло свежестью, предвещающей дождь. По прикидке Ласситера, до его начала оставалось не более часа.
Оказалось, что за день поступило несколько деловых звонков. В одном сообщалось о возможном недружественном слиянии в «Трикоме», и юрист из «Леман Бразерс» предлагал срочно встретиться. Из другого звонка Джо узнал о «проколе» в Лондоне. Один детектив проявил «чрезмерное рвение» (что бы это ни означало), и его деятельностью заинтересовалась Би-би-си.
В большинстве сообщений друзья и знакомые, лично не знавшие Кэти, выражали Джо соболезнования. Один звонок был с телевидения, другой – из «Вашингтон пост». Затем грудной голос Моники объявил, насколько глубоко она сожалеет, и если Джо что-нибудь надо – «все, что угодно», добавила она, – номер ее телефона прежний.
Ласситер хотел позвонить, но вспомнил об их разрыве. «Что со мной происходит?» – спросил он себя.
«То же, что и всегда», – ответил внутренний голос.
Или, если выразиться точнее, то, что превращалось в рутину. Джо встречал женщину, которая ему нравилась, они оставались вместе примерно год, а затем наступал разрыв. На сей раз случилось так: Моника предъявила ему ультиматум, за которым последовало недолгое продолжение, затем еще одно… после чего Моника уступила место Клэр или кому-то другому. Вообще-то это действительно была Клэр, которая сейчас находилась в Сингапуре на конференции. Пару дней назад она позвонила, и Джо сообщил ей о смерти Кэти. Клэр и Кэти никогда не виделись, и, когда она промямлила что-то о немедленном возвращении, его слова, что этого делать не надо, были восприняты с пониманием, так как ожидались с самого начала.
Джо допил оставшееся в стакане виски. Истина состояла в том, что он обожал общество женщин, но каждый раз только одной. Моногамия, или, лучше сказать, последовательная моногамия, была для него естественным состоянием, так же как, впрочем, и брак. Но в браке, по мнению знатоков, надо попасть в точку с первой попытки, и Джо, романтик по натуре, верил, что когда пробьет долгожданный час, он это почувствует. Тогда он перестанет испытывать сомнения, и создание семьи станет для него важнее всего на свете. Что же касается Моники, то бракосочетание с ней оставалось лишь… одним из возможных вариантов.
Последнее сообщение было от Риордана, но Джо слушал его невнимательно. Когда автоответчик умолк, он осознал, что, по существу, не услышал ни единого слова, и решительно отмотал пленку назад.
Риордан принадлежал к числу людей, которые совершенно не умеют говорить в автоответчик. Детектив торопливо выпаливал слова и при этом ужасно орал.
– Простите, если я слишком круто с вами обошелся, – прокричал он. – Заскочите ко мне завтра, хорошо? Хочу подбросить вам парочку вопросов.
Глава 10
Контора Риордана размещалась неподалеку от 29-й автострады, в одной из оскорбляющих взор коробок, которые в пятидесятые годы сооружались для размещения муниципальной администрации. Снаружи здание выглядело комбинацией панелей из голубого пластика и стекла, разделенных между собой потемневшими алюминиевыми полосками. Этот архитектурный шедевр можно было считать как модерном – в том смысле, что он был сравнительно молодым, – так и устаревшей рухлядью, поскольку рядом с соседними изящными строениями девятнадцатого века здание выглядело просто жалким.
Интерьер был ничуть не лучше внешнего облика дома. Звукопоглощающие панели на потолке перекосились и запачкались. Тысячи слоев покрывающего пол воска впитали грязь десятилетий. Лестничные клетки напомнили Ласситеру годы, проведенные в школе. Он даже уловил запах кислого молока, хотя и не знал, так ли это, или ему почудилось.
Второй этаж целиком принадлежал отделу борьбы с наркотиками, и на дверях висело строгое предупреждение:
Агентурная часть
ДОСТУП ПОДОЗРЕВАЕМЫХ
КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН
Отдел расследования убийств Ласситер обнаружил на четвертом этаже. Там оказалось несколько помещений с отдельными входами – комнаты для допроса, предположил он, – и масса прижатых друг к другу, похожих на кроличьи клетки кабинок со стенками высотой в человеческий рост. Здесь царили такие беспорядок и хаос, какие бывают только в редакциях крупных газет. Кто-то пялился в экран монитора, кто-то стучал на пишущей машинке, а некоторые, как Риордан, например, прижав к уху телефонную трубку, что-то в нее орали.
Риордану стукнуло уже пятьдесят пять лет, и у него был тип кожи, часто встречающийся у ирландцев. Она выглядела не столько старой, сколько обветренной. Его лицо и руки постепенно приобрели красный оттенок, однако тело, как полагал Ласситер, оставалось молочно-белым. Когда детектив увидел Ласситера, его светло-голубые глаза округлились в безмолвном приветствии. Полицейский казался утомленным. Вскинув брови, он поднял палец и указал на стул.
В помещении стояла невыносимая духота. Отопление работало, ориентируясь на календарь, а не на погоду. Все детективы трудились без пиджаков, и Ласситер заметил, что они вооружены. Наплечные ремни поддерживали кобуру, откуда высовывалась рукоятка пистолета. Копы, естественно, привыкли к постоянному ношению оружия, но Ласситер, появляясь в полицейском участке, не переставал удивляться.
Поэтому, кстати, экс-копы и не годились для другой работы – во всяком случае, для работы в «Ласситер ассошиэйтс». Дело было даже не в том, что они не могли написать двух слов. Они слишком бросались в глаза, управляя вместо машины транспортным средством и не приходя куда-нибудь, а являясь. Кроме того, они обладали специфической манерой держаться. Бывшие стражи порядка продолжали вести себя так, словно на груди у них красуется значок, а из кобуры торчит пистолет. Практически всем полицейским пришлось некоторое время носить форму, и они, подобно актерам или политикам, привыкли, что все реагируют на их появление. Для них не имело значения, какого рода будет реакция – положительная или отрицательная, – главное, чтобы она проявлялась. По наблюдению Ласситера, эта привычка сохранялась в течение многих лет после отставки.
Риордан повесил трубку, сцепил свои большие красные лапы и произнес:
– Машина. Я подумал, что вам будет интересно услышать. В квартале вашей сестры мы нашли арендованную машину и проследили ее путь.
Ласситер кивнул, но решил промолчать. По тону Риордана он догадался, что детектив хоть и рассердился на него за нелепое путешествие в ожоговую палату, но зла не затаил. Вопрос был исчерпан.
– Компания «Херц». Арендован в аэропорту Далласа. Сомнений в том, что это машина Джона Доу, нет. Багажник воняет. Скорее всего керосин. Но сказать, что мы извлекли из этого пользу, нельзя.
Он выдержал паузу.
– И?..
– Значит, так, – пожал плечами Риордан. – Парень пользовался кредитной картой на имя Хуана
