поймите, она такая домоседка! Да еще мужа боится, тот ее часто избивает. Без серьезной причины она бы никуда не исчезла. И еще денег просит! Что-то здесь не то!
– Давайте поступим вот так, – все так же задумчиво предложил парень. – Это заявление вы мне перепишите. Текст я продиктую. Все просто – такого-то числа нашла оружие. Прошу принять. Подпись, ваши данные. Можете там написать, что нашли его в своей сумке, и где эта сумка без вас оставалась. Координаты вашего родственника с машиной тоже давайте. А все прочее – пока побоку, договорились?
Алина попыталась настоять на своем, но тот даже слушать ее не стал. Он объяснил, что работы у него много, она взрослый человек и должна понимать – заводить уголовное дело насчет похищения ее старшей сестры – просто нет оснований. Пока.
– Она сказала по телефону, что похищена? Что деньги нужны для выкупа?
– Нет.
– Ну вот видите. А обычно в таких случаях обязательно говорят. Сами бандюки им велят – чтобы родственников напугать, и те пошевелились скорее. Вы не переживайте, тут что-то семейное. Давайте будем надеяться на это!
Он говорил так просто и почти ласково, что Алина наконец сдалась. Она переписала свое заявление, ставшее в пять раз короче, и с тяжелым сердцем ушла.
Отделение располагалось совсем неподалеку от родительского дома. Девушка поколебалась – зайти или нет? Конечно, после вчерашнего ей придется объясняться… Но не объясняться вовсе – тоже не выход. «Если я одна буду ходить в милицию и долбить их просьбами искать Маринку – ничего не выйдет. Да и времени у меня нет. А вот если пойдет мама… Ее переговорить непросто!»
Та была дома – смотрела вместе с внуками телевизор и попутно вязала для Кати свитер – к школе. Стоило Алине открыть рот, как мать увлекла ее на кухню и плотно прикрыла дверь.
– Они еще не знают! – шепотом пояснила она, тыча пальцем в стену. – Что будет, когда что-то пронюхают, просто не представляю… И так уже спрашивают – где мама, что с ней?
– Только не плачь, – попросила Алина, видя, что мать начинает кусать губы. – А то уж точно догадаются. Подумают еще самое худшее, а она ведь жива. Маринка больше не звонила?
– Нет, а я все время жду.
– А где отец?
– Поехал опять по родственникам, деньги ищет. Что он там насобирает – не знаю. Да и сколько надо – тоже непонятно. Она так странно сказала – соберите все, что сможете…
– Странно, – вслух подумала Алина. – Если похитили – могли бы назначить точную сумму. А то – сколько можете. Детские заявления!
Та испуганно покачала головой:
– Ты думаешь, похитили? Ее-то? Да кто она, чтобы похищать?
– Вот-вот, – поддержала ее дочь. – Она даже не работает нигде. И муж не золотые горы получает. Так просто ведь не похищают, правда? Не в горячей точке живем.
– А что тогда? Может, она все-таки в больнице, нужна операция? Может, она от врача звонила, только нервничала или не в себе была?
Алина пожала плечами. В такую версию она не верила. Марина так бы и сказала – лежит в больнице. И потом, любая операция тоже стоит определенную сумму денег. А тут – что-то абстрактное. А потом мама, скорее всего, так ничего и не узнала про пистолет. Иначе сразу бы об этом спросила.
Девушка заколебалась – говорить об этом или нет? И решила умолчать. О пистолете мама ничего знать не может – если бы у кого-то из родни было оружие, она бы такую тайну про себя не удержала. А узнает, еще больше напугается.
– Я вообще не думаю, что нужно собирать деньги, – после паузы сказала она. – Лучше всего обратиться в милицию. Я уже там была, но они говорят – ждите. Пока ничего криминального нет.
Мать неожиданно встала на сторону милиции. Алина выслушала ее рассуждения о том, что в самом деле нечего поднимать шум, пока ничего точно неизвестно. Тем более, сама Марина не говорила по телефону, что ее жизни что-то угрожает.
– Но она сказала мужу – если не достанешь денег – никогда меня не увидишь!
– Я все-таки думаю, она имела в виду лечение, – сказала мать.
Переубеждать ее было бесполезно. Тем более что она немедленно стала упрекать младшую дочь в том, что та скрыла от нее состояние Марины. Как она могла умолчать о том, что Марине нужно лечь в больницу? И вот – та находится непонятно где, даже не может толком сказать, что с ней происходит.
– Если было сотрясение мозга, нечему удивляться, что она не рассказала нам все в подробностях, – заявила мать. Чем дольше она говорила, тем больше верила своим словам.
Девушка решила не настаивать. «Пусть она думает, что Маринка в больнице. Меньше будет нервничать. И вовсе незачем говорить ей, что, когда я в последний раз общалась с Мариной, та говорила вполне связно и никакого сотрясения мозга я что-то не приметила. Уж про больницу она бы точно сказала».
Сама Алина по-прежнему обдумывала свою собственную версию – старшая сестра кому-то задолжала большую сумму, и вот кредитор пытается получить с нее деньги. Девушка не понимала одного – зачем эти деньги понадобились Марине? Когда она их заняла? И на что рассчитывала, если все-таки занимала? Откуда было взять деньги женщине, которая нигде толком не работала и в своих расходах целиком зависела от мужа? Неужели она собиралась скрыть все это и где-то тайком взять нужную сумму, когда придет время расплачиваться?
«С ума можно сойти! Да зачем ей вообще деньги? Если на детей – могла попросить у мужа. И что-то я не вижу, чтобы она истратила их на детей. Как одевала их в недорогих магазинах, сплошь в спортивные костюмы, так и одевает. Как мама вязала им свитера и шапки – так и продолжается по сей день. Никаких дорогих школ, никаких спортклубов и зарубежных поездок… Истратила на себя? Нонсенс! Да она никогда бы не решилась купить себе что-то дороже пятидесяти долларов! Туфли носила по три года, пальто – по пять лет, и я совсем недавно убедила ее, что зашивать порванные колготки – это самоуничижение… Лучше ходить в дешевых, но целых, чем в дорогих, но зашитых. Она вообще была какой-то пуританкой – кухня, дети, церковь! Это Васькина работа – Маринка же голову боялась поднять! И вот тебе на – понадобились денежки…»
– Я спрашивала Васю – может быть, ей кто-нибудь угрожал? – упавшим голосом сказала мать. – Говорит – нет, никто. А что толку его спрашивать? Правды он все равно не скажет.
Алина изумленно подняла глаза. Такие рассуждения она слышала впервые. Мать всегда была на стороне зятя – может быть, боялась, что старшая дочь останется с двумя детьми на руках, если муж ее бросит… А может быть, ей просто импонировала преувеличенная мужественность Василия.
– Вот ты всегда говорила, что он ее бил, – продолжала мать. – Я ведь его несколько раз прямо спрашивала – неужели нельзя как-то по-другому? А он мне – да я ее пальцем не тронул!
– Врет, – машинально откликнулась Алина. Она никак не могла прийти в себя. Ей всегда казалось, что мать старается изо всех сил не замечать синяков, которые появлялись у Марины.
– Конечно, врет. Вот и теперь… Кто ее там душил, кто нападал – разве он скажет? Может быть, даже он сам?
Алина наконец опомнилась:
– Ну раз уж ты так говоришь, то я тебе тоже кое-что скажу! Я думаю, что он знает об этом больше, чем пытается показать!
И она рассказала про пистолет. Как только она упомянула об оружии, мать схватила ее за руку и держала, сжимая пальцы все крепче, так что под конец рассказа девушке стало больно. Потом пальцы разжались…
– У тебя в сумке? – повторила мать.
– Вот именно! Ну кто мог подкинуть? Не ты ведь, правда? И не дети!
– Васька?
– Может быть. Или кто-то утром на даче. Тогда – это могла быть только сама Маринка.
Мать присела к столу, нашарила чашку с остывшим чаем. Сделала глоток. Взгляд у нее был пустой и беспокойный – как будто она пыталась увидеть в воздухе какой-то призрак.
– Он хотел ее убить, – сказала она наконец.
– Кто?
