– Ты что же, думаешь, что они взяли невинного ангела? Да наверняка про захват завода и про преступную группировку, с которой он связан, – это правда. Просто ему вдогонку навесят убийство. Или сторгуются с ним, чтобы взял убийство на себя, а за это ему скостят срок или закроют глаза на другие преступления. Этот способ часто используется, чтобы закрыть «висяки».
Зоя задумалась.
– Знаешь, мы ведь действительно с теть Ниной готовили эту сделку по продаже завода. И кажется, тетка как-то обмолвилась, что никогда еще она не работала под таким давлением. Вдруг этот Майков и в самом деле имеет отношение к убийству?
– Вот видишь!
– Не зря мне подкинули договор именно по этой сделке. Легостаев хотя и говорил, что он попал ко мне случайно, но я все же убеждена, что его подложил кто-то в конторе.
– Да и черт теперь с ним.
– А вдруг это правда?
– Что?
– Что теть Нину убили из-за этой сделки, а не из-за Легостаева?
– Какая теперь разница?
– Такая. Это значит, что в нашей конторе у Майкова есть сообщник.
– Ну вот. Снова здор?во. Не забывай, что представление, которое мы сейчас видели, было организовано Ивановым. И если б не он, никогда бы ФСБ не заинтересовалась этим убийством. А сейчас они просто взяли более-менее приемлемую версию, похожую на правду.
– А если это вовсе не Иванова работа? Если следствие само пришло к такому выводу? – Она высвободила свои локти из его рук и уселась на диван.
Гена присел рядом с ней, помолчал немного, раздумывая, а затем сказал:
– Но Иванов же еще вчера говорил, что материалы по убийству забрали в ФСБ… Нет, я убежден, все это сделано по его звонку. И если освободят Легостаева, это будет лишним тому подтверждением. Так что не ломай голову, не запутывай все.
– Знаешь, мне еще не дает покоя бриллиантовая пыль, что была у тетки в сейфе. Кого она хотела ею отравить? Может быть, сообщника, а вернее, сообщницу Майкова? – упрямо продолжала Зоя.
Геннадий закатил глаза:
– О, она опять за свое… Неужели ты не можешь просто радоваться тому, что все удачно разрешилось? Так или иначе, а тебя больше ни в чем не подозревают. Вот все вы женщины такие… Занимаетесь самокопанием, накручиваете на ровном месте, все усложняете… Мне тоже интересно узнать про этот чертов порошок, но я же не донимаю тебя разными бессмысленными идеями. Я хотел даже написать исследовательский очерк о бриллиантовой пыли и взять за основу случай с твоей теткой. Вспомнил несколько исторических фактов, связанных с легендами о великих отравлениях. Ну не сможем мы теперь узнать, кого она хотела отравить, ну и что? В этом убийстве и без того много загадок, которые мы, похоже, никогда не разгадаем. Так что забудь и просто наслаждайся тем, что все удачно складывается. Кстати, помнится, ты говорила, что у вас в Мирном кого-то из высокопоставленных чиновников отравили таким способом. Может, расскажешь поподробнее? Или мне сгонять в библиотеку, чтобы поднять архивы старых газет?
– А-а, значит, тебя все-таки зацепило! – Зоя, мгновенно забывшая о мучивших ее мыслях, с видом победительницы повернулась к нему. – А как ты с самого начала смеялся надо мной! Скептик… Так и быть, расскажу тебе кучу таких историй, так что недостатка в материале для очерка у тебя не будет. Только сначала идем за вином и отпразднуем! Ты и в самом деле прав. Чего я все раздумываю над этим убийством? Тетку ведь этим не вернешь. А если в конторе ей кто-то и гадил, так я все равно выгоню всех этих фурий! – Она радостно рассмеялась.
– Погоди, может, отпразднуем в Москве? Нам же надо возвращаться. Меня на работе ждут, а тебе еще должны отдать документы, извиниться перед тобой – ты помнишь свои условия?
– Хм… а потом снова лететь сюда, в Якутск? Может, сразу отдать Иванову камень?
– Нет. Надо выполнять все до конца, как договаривались. Отдашь сейчас камень, и Легостаев может остаться за решеткой. Кстати, уже можно включить телефоны, будем теперь ждать от него звонка.
– Да, ты прав. Но… давай полетим завтра? Вот прямо с утра. А сегодня я хочу веселиться!
– Ну хорошо, – сдался Гена, не особенно противясь такой перспективе. – Тогда сейчас едем за билетами, потом в магазин, а по дороге я позвоню Иванову.
В тот вечер Геннадию пришлось сдаться и еще раз. И Зоя убедилась, что он вовсе не импотент. «Просто закоренелый холостяк, который боится женщин и серьезных отношений», – сделала она утром вывод, о чем и не преминула ему сообщить мурчащим голосом, поблескивая потемневшими от усталости и блаженства глазами.
– Товарищ майор!
– Отстань!
– Товарищ майор, неужели вы не понимаете? Да не того они взяли, не того! То есть, может, Майков и виновен в захвате завода, но убийство Журавлевой организовано не им.
– Достал ты меня уже… Вот есть замороченный, не зря тебе, собственно, такую фамилию дали! Ты ж сам эту версию выдвигал! Да он и признался уже! Все газеты сегодня пестрят новыми подробностями. Что тебе еще?
– На Лубянке кто угодно в чем угодно признается. Скажите мне фамилию следователя, кто дело забрал. Открылись новые обстоятельства. Я должен доложить!
– Нет, ну подсунули сотрудничка! – Никоненко встал из-за стола и подошел к окну, вытащив на ходу свой клетчатый платок и по привычке прикладывая его ко лбу. – Мне же приказано было не совать туда нос, не мешать, и я тебе об этом говорил, предупреждал! А теперь ты пойдешь к федералам и прямо вот так и вывалишь, что их распоряжение не выполнено!
– Если что, я сам отвечу за свои действия! Вы же и в самом деле не виноваты, что я все-таки поехал в СИЗО, – настаивал старший лейтенант.
– А… фук с тобой! Хочешь нарываться – нарывайся! – Терпение Никоненко кончилось. Этот упертый старший лейтенант почти битый час тянул из него жилы: пепельница была полна окурками, а во рту у него стоял кислый привкус, который очень хотелось смыть только что принесенным старлеем коньяком. Все равно ведь попрется в ФСБ да еще нажалуется, что его не пускали!
Майор вернулся к столу, открыл сейф, достал из него документы и переписал оттуда на бумажку фамилию сотрудника ФСБ, по чьему требованию он передал туда дело об убийстве Журавлевой.
– На! Ищи приключений на свою ж… – протянул он ему листок.
Заморочнов взял бумажку, вчитался в неразборчивый почерк начальника. В этот момент зазвонил телефон.
– Слушаю! – гаркнул в трубку Никоненко.
– Ну, я пошел? – шепотом, чтобы не мешать, спросил довольный старлей и встал со своего места. Но Виктор Петрович жестом остановил его. Заморочнов опять присел, досадуя на задержку. Никоненко поговорил по телефону и вновь обратился к старлею:
– Вот еще что. Сегодня из аэропорта Якутска поступила информация: в самолет, следующий до Москвы, прошла на посадку Нина Львовна Журавлева. Ее хотели задержать, но я дал отбой. Интересно, что эта лахудра там-то делала?
«А я знаю, – подумал старлей. – Она отправилась туда, чтобы встретиться с Сергеем Ивановым, мужем Риты. Все подтверждается».
– Собственно, теперь не важно, – сам себе ответил майор. – Я что хотел сказать: федералы просили вернуть девчонке паспорт, документы, вещи и принести официальные извинения. Им это делать, видишь ли, не с руки. Мы, типа, виноваты, мы и извиняться должны. И непременно! А то нынче каждая лахудра может в суд подать за моральный вред… Черт-те что за жизнь наступила. Кому раньше, собственно, в голову могло прийти в суд подавать, а? Ну так… эту почетную миссию я поручаю тебе, Заморочнов. Ведь ты больше всех за нее заступался. У тебя есть возможность встретить нашу бывшую подозреваемую с оркестром и цветами прямо в аэропорту. А не хочешь – можешь потом ее еще полгода разыскивать, чтобы извинения принести и документы отдать.
