– Заткнитесь, Блюмс, – попросил его я. – Там у нас с графом одно интимное дело. Желаем пережить на ночь порцию острых ощущений. Пошли, – я взял Конфуза за рукав и потянул за собой.
До башни нас провожали двое слуг и толпа наемных работников, проявивших ненормальный интерес к полуночной затее. Дика и Луз тоже примкнули к шествию, только держались на почтенном отдалении, поджав хвосты. Сам Пико шел молчаливый, мрачный, словно его вели к гильотине, зато многие из сопровождавших то и дело сыпали глупейшими вопросами (у меня даже возникло ощущение, что нас сопровождает группа неугомонных журналистов).
– Господин граф, завидую вашей отваге! – восторгался чей-то нахальный голос. – Я бы туда даже вдрызг пьяный не рискнул. Тем более ночью. Неужели думаете выбраться живым из этого сучьего места? Вы хоть представляете, что…
– Заткнись, – отвечал я за графа, не обворачиваясь. – Наши сердца полны отваги. Мы быстренько посмотрим на кости Сура Пориза и выйдем наружу.
– Граф, извините, конечно, но что вас побудило в этот час да в такую яму? – полюбопытствовал чей-то насмешливый фальцет. – Небось, ваша гостья надоумила и ни одна бутылка вина?
– Нас туда ведет любовь. Я ясно выражаюсь? – обернувшись, светлыми глазками Элсирики я оглядел толпу, приумолкшую и мигом присмиревшую.
– Господин Пико, а если вы все же не выйдите оттуда, то… – чей-то грубый басок в нерешительности дрогнул, -… кто нам заплатит за ремонт лестницы и нижнего этажа? Ведь поймите, мы вашей светлостью никак не хотим рисковать.
– Господин Пико выйдет! – бросая похолодевшую руку Конфуза, огрызнулся я. – Выйдет и расплатится с вами сполна! А сейчас ступайте отсюда! Дайте же возможность нам с графом уединиться!
Я сердито толкнул дверь, ведущую в башню. Дубовая створка не шелохнулась. Блюмс зазвенел тяжелой связкой ключей и похоронным голосом спросил:
– Господин Пико, открывать или вы уже передумали?
– Открывать! – поторопил я слугу, опасаясь, что Конфуз действительно сейчас передумает.
Похоже, бедняга-граф был на грани истерики, и даже женское обаяние Элсирики – то есть меня распрекрасного – уже не могли его вдохновить на маленький подвиг – спуститься в подземелье.
– Так открывать или нет? – переспросил Блюмс, глядя из-под кустистых бровей на хозяина.
Я понял, что мое мнение в расчет здесь не берется и, приблизившись к Конфузу, поцеловал его в щеку и нежно прощебетал:
– Конечно же, открывать. Правда, мой Конфуз?
– М-да, это… открывать… – согласился илиец, косясь правым глазом в мое разорванное декольте. – Немедленно открывать!
– Так-то! – я поправил спадавшее плечико платья и торжествующе ухмыльнулся.
Блюмс кое-как справился с ржавым замком, и дверь отворилась, заскрипев так, что мне подумалось: «именно такой звук издают кости старухи Смерти». Мы с графом осторожно вошли. Слуги и многие работники замка последовали за нами, освещая факелами грубые стены, лестницы, ведущие ко второму ярусу и вниз, в черную дыру, служившую входом в подземелье.
– Факел дайте! – попросил я, обращаясь к Блюмсу.
Скоро кто-то из толпы передал нам факел, и я вручил его Конфузу. Под похоронный шепот собравшихся мы начали медленно спускаться по кривым каменным ступеням.
– Господин Пико, очень прошу, не задерживайтесь! – подал голос озабоченный оплатой работник. – Мы вас ждем здесь! Никуда не уйдем до вашего возвращения! Если дела плохи будут – кричите!
Меня не слишком радовало, что орава мастеров и всяких прислужников Пико собиралась дожидаться нас у входа в башню: ведь мало ли как сложатся особенности путешествия к саркофагу герцога, и мало ли как выйдет с половинкой ключа. Все могло повернуться так, что мой добрый друг Конфуз поймет, что на самом деле меня влекла сюда древняя реликвия, и тогда без всяких сомнений весь замок восстанет против меня. Наверное, тогда мне не поможет ни облик распрекрасной Элсирики (порядком подпорченный), ни фальшивое женское очарование, ни даже боевая магия. Если это случится, то я, вряд ли смогу выбраться из замка. Но пока все складывалось удачно, и я старательно изгонял дурные мысли из головы.
Лестница вниз была длинной и узкой. Мы будто спускались в глубокий колодец, на дне которого мерещилась вода, черная и мертвая. Сверху уже не слышалось ни ворчания мастеровых, обеспокоенных судьбой графа, ни завывания Дики и Луза, предано ожидавших у дверей башни. Воздух казался тяжелым, липким, его густо наполнял запах гнили и сырости. За поворотом лестница кончилась двумя раскрошившимися до основания ступенями. Мы остановились в коридоре или очень длинном зале, концы которого исчезали в темноте. Свет факела был слишком слаб, чтобы как следует осветить даже близкое пространство, и я решился использовать заготовленную магию. Подняв посох, зачитал коротенькое заклятие – бронзовый набалдашник тихо зазвенел и разродился голубой сферой. Она воспарила над головой Конфуза, давая света больше, чем десяток смоляных факелов. Полезная особенность этого волшебства заключалось в том, что осветительная сфера всегда следовала за хозяином, и не было необходимости занимать руки факелами или тяжелыми лампами.
– Тушите факел, господин Конфуз, – с усмешкой сказал я. – Он нам уже не нужен.
– Но госпожа Элсирика… – илиец не сводил глаз с осветительной сферы, покачивавшейся в полуметре от его носа. – Как вы это сделали? Неужели вы владеете магией?!
– Так – несколько дешевых трюков, – отозвался я, потирая горячее навершие посоха.
– Уму непостижимо! Вы в совершенстве владеете пером, пишите эпохальные романы, вдобавок еще и умело пользуетесь магией!
«Ага, комсомолка, спортсменка и просто красавица», – пришло мне на ум. Кончено, господин Пико известный фильм не наблюдал, и я, сделав глубокомысленное лицо, так растолковал ему свои способности:
– Писательство, мой Конфуз, в сущности та же магия. У одного и другого возвышенная, непостижимая природа, и тот и другой дар проистекают из одного источника и часто смешиваются в одном сосуде. Так что не парьтесь – нет ничего особенного в моих скромных талантах.
– И волшебный посох принадлежит вам? – тихо спросил граф.
Мне показалось, что в его глазах шевельнулось сомнение, тяжелое и мрачное, как туча.
– Нет, это посох Блатомира. Я же говорила, что сняла с него сапоги и… – я подтянул спадавшее с груди платье и нехотя продолжил объясняться с графом, все больше погружавшимся в пучину неприятной подозрительности: -…и посох прихватила. Точнее, я сумку его прихватила, а посох был в сумке, как вы видели.
– Посох в сумке? – с еще более заметным сомнением переспросил илиец.
– Ага. Я же его оттуда достала, когда ваши бобики начали меня за юбку трепать.
– Да… Только как он поместился там? – Конфуз наморщил свой лоб, полный дум, и слегка потряс моим саквояжем.
– А это складной такой посох, – соврал я, не желая посвящать графа в хитрости добавочных измерений, делавших мою сумочку вместительнее просторной кладовки. – Обычный складной посох. Мильдийцы еще три века назад изобрели. Такие сейчас в моде у магов.
– Пожалуйста, простите меня, госпожа Элсирика, но меня все это очень настораживает. Не могу я все это понять умом – уж слишком необычные вещи вы говорите, и слишком необычные события сегодня свалились на меня, – признался Пико, приглаживая оттопырившиеся усики.
– Да чего там! Ерунда, прощаю, – отозвался я.
– И еще один маленький вопрос… – неуверенно произнес илиец. – Скажите, госпожа Элсирика, какие отношения… – он замялся, опустив взгляд и робко продолжил: – Какие отношения вас связывают с вездесущим Блатомиром?
Этот «маленький вопрос», честно говоря, застал меня врасплох. Я так сразу и не мог сообразить, какие отношения связывают меня с самим собой. Наверное, очень личные отношения, крайне интимные и до охренения дружеские. Прежде чем ответить, я достал пачку «Честерфилд», философски хмыкнул и закурил.
– Деловые отношения, – наконец ответил я, покусывая фильтр. – Конечно, маг Блатомир, большой мерзавец, и не надо бы мне с ним водиться, только некоторые причины заставляют. Да… есть веские
