тщательно? Понимаю, что ещё нет – ведь замок только что сработал. Ну, что же – мне и самому стало интересно. Уважаемый владелец, раз уж мы стойко перенесли вашу акустическую пытку, может быть, порадуете нас интересным содержанием? Интуиция подсказывает мне, что подобные концерты не устраивают без серьёзной причины.
– Если вы хотите меня обидеть, директор, – откликнулся Зеро Худог, – то вам не повезло: я не из тех, кто обижается по пустякам. Смотрите, ради бога: за погляд, как говорится, денег не берут – тем более с чиновников. Скорее уж наоборот. Прошу вас, не принимайте это за намёк.
И плавным, можно даже сказать, элегантным движением руки он откинул тяжёлую крышку.
– Бобис? – вопросительно произнёс директор.
– Да, разумеется, директор. Вот декларация. Сравниваем. Итак: «Сувениры марсианские» – розовая галька с бывшего морского дна, не обработанная, сто двадцать четыре предмета, общий вес – шестнадцать килограммов…
– Стоп. Вывозной сертификат?
– Конечно же, директор, – поспешил Зеро. – Вот, пожалуйста.
– Покажите. Так, с этим порядок. А свидетельство о стерилизации? Если вы не позаботились…
– Думаете, я не знаю порядков? Вот, будьте добры, ознакомьтесь.
– Ну-ка… Так. Хорошо. Вывозится законно. Это всё?
– Ещё нет. Тут дальше стоит: «Марсианские пейзажи. Виды пустыни. Кратеры. Горная страна». Живопись светящимися красками на плоских обломках вулканических пород, сверху покрытых нерастворимым лаком земного производства. Восемьдесят два предмета, общий вес…
– Подробности не обязательны. Сертификат? Стерилизация? Предъявите. Так. Покажите эти пейзажи. Нет ли среди них изображений космодрома и иной инфраструктуры «Освоения»? Вы в курсе того, что изображать можно, помимо природы, только жилые объекты, но никоим образом не…
– Можете поверить мне на слово, директор…
– Не могу: эту способность я утратил давным давно. Покажите мне.
– Для этого придётся выгрузить всю гальку…
– Если бы вы начали сразу, то выгрузили бы уже половину. Не заставляйте нас ждать попусту.
– Ну, если вы настаиваете…
И Зеро Худог, печально вздохнув, принялся выгружать плотные мешочки с галькой.
– Ну, вот вам пейзажи, директор.
– Инспектор, просмотрите их с первого до последнего. А вы, пассажир, будьте настолько любезны – развяжите ну вот хотя бы этот мешочек. Хочу посмотреть, как эта галька выглядит. Я до сих пор так и не нашёл времени побывать на сухом дне.
– Вы и в самом деле хотите?..
– Разве я выразился неясно?
– Да пожалуйста! Сделайте одолжение! Сколько угодно. Этот мешочек? Нате! А может быть, ещё и вот этот? И тот – хотите? А если все подряд?
– А что вы, собственно, нервничаете? С чего бы?
– Гм. Простите, директор. Знаете, Марс плохо действует на меня. Что-то тут есть такое…
– Это вы говорите?! Что же можем сказать мы, после стольких лет безвылазного сидения здесь?
Признавая это, директор запустил пальцы в мешочек, ощупью перебирая округлые камушки, приятно холодившие кончики пальцев: в таможенном зале, вопреки громкому названию, представлявшему собой всего лишь не очень большую комнату, было тепло, почти жарко. Ощущение удовольствия заставило чиновника даже закрыть глаза и – бессознательно, наверное – приподнять уголки рта в лёгкой улыбке…
И вдруг всё исчезло: лоб нахмурился, веки взлетели до предела, взгляд упёрся в Зеро Худога, а пальцы извлекли из мешочка нечто, на гальку не совсем походившее, а ещё точнее – совершенно не похожее:
– Ну-с, пассажир, а это, по-вашему, что такое? Галька? Право же, очень странная галька, вам не кажется? Посмотрите, инспектор!
И в самом деле, на обкатанный водой, пусть и миллионы лет назад, камушек предмет, вытащенный директором из мешочка, никак не походил.
Это был кусочек марстекла – марсианского вулканического стекла – во всяком случае, этот минерал официально было принято считать именно вулканическим стеклом, хотя он и не вполне совпадал с земным обсидианом. Но главное сейчас скорее всего заключалось в том, что этот природный продукт был, несомненно, обработан не древней водой, но инструментом, то есть, безусловно, являлся артефактом. И если марстекло, даже необработанное, для вывоза было строго запрещено, то изделия из него, среди которых попадались даже продукты творчества древних, давно исчезнувших с лика планеты марсианских рас, и подавно. Изделия эти, представлявшие на Земле неимоверную ценность для учёных, а ещё большую – для коллекционеров, считались достоянием Губернаторства, и попытка вывести хоть одно из них с планеты без правительственной лицензии являлась серьёзным нарушением закона; а лицензии на такой вывоз вообще не выдавались.
– Оч-чень интересно, пассажир, не так ли? – В голосе директора прозвучал откровенный сарказм. – Это, по-вашему, розовая галька? Значит, я заболел дальтонизмом, потому что мне этот цвет представляется тёмно-зелёным, а в глубине переходящим в красный. И кроме того, как это природа ухитрилась обработать этот осколок в форме архаического челна, в котором сидит представитель марсианской расы, исчезнувшей много-много лет назад вместе с водой и прочей жизнью?
– Что это вы там нашли? – очень естественно удивился Зеро Худог. – Действительно, интересная вещица. Кстати, я вижу её впервые. Вы уверены, директор, что она действительно была там?
– Вы что же, хотите сказать, что…
– Да ничего я не хочу сказать – кроме того, что и так бывает: застряло что-нибудь у вас в рукаве от предыдущего досмотра, а сейчас вот выпало. Нет, я ни в коем случае не собираюсь предполагать, что кто- то из моих конкурентов захотел подстроить мне ловушку…
– Довольно! – возмущение так и клокотало в голосе директора. – Бобис! А ну-ка, давайте досмотрим эти мешочки как следует!
Быть может, в ближайшие четверть часа Зеро Худог искренне пожалел, что затеял сдавать багаж в ту пору, когда таможенники располагали лишним временем. Потом сожалеть стало уже некогда: на прилавке возвышались две неравные кучки, большая из которых состояла из несомненной и разрешённой к вывозу розовой гальки, зато меньшая – увы, увы! – была целиком сложена из разнообразных фигурок явно рукотворного происхождения, изготовленных из криминального марстекла.
– Любопытная картина, уважаемый пассажир, не правда ли? – На этот раз в голосе директора слышалось ликование. – Ну что же – будете по-прежнему настаивать на том, что всё это высыпалось из моего рукава? Или, может быть, у вас есть запасная, столь же правдоподобная версия? Поделитесь же ею! Но при этом не упускайте из виду, что сейчас вы находитесь уже в поле уголовной ответственности – со всеми вытекающими последствиями. И ваш отлёт с Марса становится, не побоюсь предположить, весьма и весьма проблематичным. Контрабанда – полагаю, вы слышите это слово не впервые, а?
Зеро Худог, однако, вовсе не выглядел потерпевшим сокрушительное поражение. И в голосе его звучала безмятежность, когда он сказал:
– Если даже предположить, директор, что всё это действительно принадлежит мне и что я намерен был вывезти это с целью реализации на Земле – какое отношение всё это имеет к контрабанде, которую вам так хочется усмотреть в моих действиях? Как вам известно, всё марстекло, какое только было обнаружено на планете с первых дней её освоения, находится в ведении команды генерал-губернатора и содержится в сейфах Палаты Древностей. Всё до последнего осколка. Не поленитесь навести справки – и вам авторитетно ответят, что и сию секунду все они по-прежнему находятся там, поскольку даже учёным разрешается работать с ними только в стенах этой Палаты. Что касается меня – я к ней и близко не подходил. Где же, по-вашему, я мог бы разжиться подобным количеством таких раритетов?
– Этим пусть занимается следствие, – ответил директор тоном победителя. – И если оно даже установит, что к Палате вы действительно не приближались и даже не вступали в какие-либо контакты ни с кем из её персонала – не исключено, что ему удастся другое: найти вас среди экскурсантов, посещавших хотя бы Верхние Пещеры, откуда не так уж сложно добраться и до…
