вместе с семействами покинули Континент и переселились в иные страны. И вот они уже заявлены для участия в Открытом первенстве Континента по слюпингу. И, похоже, даже Салик Мут, второй после Баала претендент на чемпионское звание, что-то такое задумывает – или уже задумал. Дважды замечен вечерами в разговорах с имагельским тренером. Те, как известно, в деньгах не очень-то стеснены. Переманят, как пить дать. А что я могу поделать?
Но, может быть, подумалось ему вдруг, это и лучше, если Мут уедет и на первенстве выступит уже от Имагели? Острая конкуренция; но, скорее всего, Баалу такая и нужна, чтобы он раскрылся, наконец, до предела? Конечно, если он остаётся тут, то пусть даже и выиграет – титул всё равно останется на Континенте. Для державы – всё равно, да. Но вот для меня – нет. Потому что я не отцу Мута обещал сделать сына чемпионом мира, а старшему Бессу. И сделаю. Сделаю, кровь из носа!
Хорошо, подумал тренер Мант, быть человеком. Всё живое в мире, кроме него, способно лишь приспосабливаться к окружающим условиям – или уходить. И только человек, напротив, приспосабливает условия к себе, изменяя их. Пренебрегает тем, что ему не нужно, и создаёт из ничего то, что ему вдруг вздумалось. Царь природы!
Мант помнил, конечно, что всякая монархия – установление не вечное, а царить над природой – занятие не только хлопотное, но и опасное: когда цари позволяют себе слишком много – их свергают, и не только.
Но ему, как и всякому человеку, свойственно было вкладывать силы в решение не всеобщих, а собственных, и не завтрашних, а сегодняшних проблем. И такой проблемой было – выиграть первенство в спорте, им же самим созданном. Он знал, что и в этом не оригинален: не он первый, не он последний решает сочинённые им самим задачи. Ну и что же?
Ну и наплевать.
Открытое первенство Континента по всем видам слюпинга неожиданно вылилось в такое празднество, какого даже старожилы не помнили. Решающую роль сыграла, конечно, рекламная раскрутка, которую начало государственное телевидение, а к нему уже присоединились и акционерные каналы. Торжественное открытие состоялось на Суперстадиуме, на нём присутствовали Президент, правительство, обе палаты Великого Совещания в полном составе, и прочая, и прочая. Ради этого события пришлось нарушить календарь игр триба, но вызванное этим недовольство болельщиков было с лихвой перекрыто энтузиазмом остальной, преобладающей части населения. Зрелище открытия было просто феерическим. Восторг – всеобщим.
Дело не в том, конечно (понимали многие), что новый вид спорта произвёл столь сильное впечатление. Этого скорее всего не было – если говорить о его чисто спортивных сторонах. Но важным тут было совсем другое. Мы первые! Мы начинаем – и выигрываем! Это может оказаться началом новой эры, когда мы, воодушевлённые таким примером, начнём выигрывать первенства и дальше – сперва ещё в одном, потом в двух, трёх… во многих-многих видах спорта!
А если это произойдёт – что ещё может народу понадобиться? Большего морального удовлетворения, наверное, и не существует. Разве что победа в большой войне – но ею, кажется, пока всерьёз не пахло. Маленькую же войну можно и проиграть – если в это же время удастся выиграть какой-нибудь большой турнир…
Открытое первенство продолжалось неделю. Были разыграны медали в таких упражнениях, как гладкий слюпинг – с места на дистанции 3, 5 и 7 метров, в движении – в беге на 100, 200, 400 и 800 метров, дуэльный слюпинг – одиночный и командный 4 х 4, боевой слюпинг с весом слюпа 2 и 3,6 г … Но вряд ли здесь нужно перечислять всё: любители статистики могут обратиться к специальным сборникам, изданным вскоре после окончания чемпионата, а также к соответствующим сайтам в Сети. Нам сейчас важно отметить главное: во всех без исключения дисциплинах первые места остались за слюперами Континента, и даже Салику Муту досталось лишь серебро; кстати, выступал он всё-таки за Континент, сманить его никому не удалось. Чемпионом же – пока ещё лишь Открытого первенства («Вполне достойного называться и чемпионатом мира», – как писали и говорили тогда почти все журналисты) стал, как и ожидалось, сын великого спортсмена и сам теперь великий спортсмен, Баал Бесс.
Что же касается официального первенства мира, то оно было назначено на весну следующего года, и соответствующая подготовка началась сразу же. Добавим ещё, что во время ОП была создана и Всемирная Федерация Слюпинга, ВФС, и первым президентом её был единогласно избран Тренер Мант.
Что можно истолковать и так: всякое доброе дело несёт в себе и награду за его совершение.
А можно и как-нибудь иначе.
Дом
Когда вновь наступили тревожные дни, я был призван из запаса. Всегда готовый к этому, я собрался за четверть часа, сел за руль и поехал в свой полк. Где-то на полдороги к нему, в отдалении от городов, жили мои родичи и – что важнее – старые друзья. Зная, что явиться на службу я должен только назавтра, решил завернуть к ним на вечерок: кто знает, придётся ли встретиться ещё.
Дом их среди деревьев был виден издалека. Он стоял здесь много лет. В нём жила одна семья. Она оставалась семьёй, всё время изменяясь, потому что приходили младенцы и уходили старики, кто-то уезжал в другие края, а из этих других краёв приходили и приезжали новые люди, входили в семью и оставались здесь до своей кончины.
И дом тоже оставался самим собой, хотя постоянно изменялся вместе с семьёй, с годами, с людьми, их возможностями и потребностями. И если бы перед ним вдруг появился кто-то из тех, несказанно давних, что, истекая радостным потом созидания, месили лопатами раствор и заливали фундамент, а потом, тщательно уложив пропитанные смолой ленты для сопротивления влаге, укладывал, венец за венцом, обтёсанные по шнуру брёвна стен, поднимали стропила, набивали обрешётку и клали звонкие, плавно выгнутые плитки черепицы, – человек этот, вопреки проскользнувшим векам (а тут на столетия шёл счёт) ни на мгновение не усомнился бы, что это тот самый дом; узнал бы его с первого взгляда, как опознают в зрелом муже встреченного некогда юношу. Узнал, хотя дом стал намного обширнее, и фундамент был теперь выложен из материала, соответствующего нашему, двадцать второму веку, а не тем, минувшим, и этажи подросли, уже не бревенчатые, конечно, и стекло в разлившихся вширь и ввысь окнах было не чета тому, что ломалось когда-то от простого удара камнем. Снаружи в этих окнах можно было увидеть лишь отражение самого себя и окрестности, а цвет их менялся в зависимости от времени дня и года; но главное – была тут ненавязчивая, но везде проникающая и прорастающая (как встарь – плесень и грибок) молектроника, добавившая в нашу жизнь куда больше лёгкости, уюта и смысла – потому что смысл бытию придаёт лишь время, потраченное на движение вперёд, а не на сохранение того, что уже достигнуто. Дом остался сам собой – как и страна, как и вся планета оставались сами собой, непрестанно изменяясь.
И вот я подъехал к дому, вылез из машины и пошёл по несминаемой траве, с которой только что укатила косилка, аккуратно обогнув меня; поглядев на высокую крышу – невольно зажмурился от серебряного её блеска, свойственного батареям, преобразующим солнечный свет в электрический ток. Машину я поставил туда, где стояло некогда до дюжины лошадей – и верховых, и тяжёлых битюгов; там находился теперь гараж, только машин в нём – показалось мне – стало, пожалуй, больше, чем в последний мой давний приезд; надо полагать, что людей в семье с тех пор прибавилось. Бассейн с голубеющей водой расширился; правда, тут и раньше был пруд, только без такой облицовки и вышки, зато с мостками, с которых предки стирали бельё. А вот деревья оставались теми же самыми – во всяком случае, росли они на старых местах, в таком беспорядке, в каком угадываются мысль и вкус.
Наконец я вошёл в дом. Короткое, едва слышное жужжание на миг возникло, как только переступил порог, – и тут же смолкло. Дом опознал меня как своего, мгновенно зафиксировав – при моём прикосновении к ручке двери – мою генную карту и сопоставив её с картой семьи. Больше не придётся отворять двери рукой: теперь они сами будут распахиваться при моём приближении, приглашая войти. Окажись я чужим, Дом вызвал бы того из членов Семьи, чья очередь в этот день была встречать гостей; но свои входили и уходили без церемоний. Как и жужжание, не удивило меня и быстрое прикосновение сразу трёх щёток, сопровождавшееся негромким свистом; так я был освобождён от пыли, осевшей на мне в дороге. Зазвучала тихая, приятная мелодия – «Мир вошедшему» вызванивали маленькие колокольчики.
Только после этого передо мной распахнулась внутренняя дверь и, никем не сопровождаемый, я вошёл в просторный холл и немного помедлил перед множеством экранов, занимавших в три яруса целую стену, от угла до угла. Я не стал раздумывать: знал, кого хочу увидеть здесь прежде остальных. Остановил взгляд на
