именно эта процедура?
– Судя по традиционной методике, минут не менее сорока, – опять вместо адресата заданного вопроса ответил Василий Иванович Ахаян, но, как и в предыдущий раз, тут же у этого адресата снова вежливо уточнил: – Да, Алоиз Алоизович?
Адресат, опустив вниз уголки губ и слегка наморщив лоб, пожал плечами:
– Ну... вообще-то, сейчас мы имеем дело со случаем довольно специфическим. Поэтому придерживаться классической схемы вряд ли имеет смысл. Минут через десять-пятнадцать и начнем.
– ...Помолясь, – добавил окончание фразы Василий Иванович и тут же, снова подчеркнуто вежливо, спросил: – А в чем, собственно говоря, заключается специфика данного случая? Если это, конечно, не секрет.
– Видите ли... – товарищ со шкиперской бородкой сложил перед собой, на колени, свои сухопарые ручки и непроизвольно подался чуть вперед, – обычно в ходе предварительного интервью человека посвящают в детали предстоящей... процедуры. Вместе с тем мы стараемся одновременно создать максимально благоприятный для работы климат и атмосферу и выявить общее как психологическое, так и физиологическое состояние проверяемого лица. Это, в определенном смысле, чем-то сродни обычному инструктажу, предваряющему любой психологический эксперимент. В ходе интервью мы обсуждаем с нашими, как мы их называем, «пациентами» те темы, которые имеют непосредственное отношение к предстоящему тесту. И не только темы в общем, так сказать, плане. Как правило, мы заранее обсуждаем с проверяемым лицом также и все подготовленные нами вопросы. Такой подход позволяет убедиться, что эти вопросы трактуются нами одинаково и... не вызывают различных интерпретаций и... каких-либо ненужных ассоциаций. Кроме того, это усиливает у испытуемого определенное чувство ответственности за результат эксперимента и... страха за дачу ложных показаний. Иными словами, формирует и цементирует его внутреннюю готовность к предстоящему испытанию. А готовность эта непосредственно и напрямую влияет на успех всей проверки. В вашем же случае у проверяемого нет необходимости ни пробуждать, ни развивать этой готовности. Он сам, как говорится, рвется в бой. И ему, насколько я понял, есть много что нам сообщить и безо всякого его к тому внешнего побуждения. Поэтому, я думаю, мы не будем так уж строго придерживаться нашей обычной классической методики ведения диалога с различными вариантами чередования нейтральных, то есть не имеющих отношения к делу, вопросов с вопросами критическими, коими являются, с одной стороны, так называемые значимые вопросы, или целевые, которые мы и хотим в конечном итоге прояснить, и, с другой стороны, вопросы контрольные.
– А в чем, я прошу прощения, разница между вопросами целевыми и контрольными? – бросил стоящий в задней массовке Иванов, с интересом впитывающий в себя каждое слово сухопарого мэтра.
– «Передавали ли вы когда-либо какие-нибудь сведения секретного характера представителям зарубежных спецслужб?» – это вопрос контрольный. Здесь нам важен, прежде всего, характер реакции пациента. «Какие именно сведения и когда вы передали представителям этих спецслужб?» – вопрос целевой. В этом случае, помимо реакции, важна еще и сама содержательная часть ответа, – пояснил мэтр.
– Понятно, – кивнул головой Иванов.
– Скажите, Алоиз Алоизович, – подал голос Соколовский и посмотрел на стоящего рядом с ним в той же массовке, только на самом ее левом фланге, как и прежде, хмурого Минаева. – Тут у нас, до прихода сюда, спор один маленький возник. На предмет эффективности проверки на детекторе...
– Никогда... – мгновенно прервал его человек в белом халате, – никогда не употребляйте этот термин. Я вас очень прошу. Во всяком случае, в моем присутствии. Оставьте его журналистам и... прочей дилетантской братии. Полиграф – это не детектор.
– А что?
– Ну... в строго научном смысле слова это многоканальный осциллограф, предназначенный для одновременной записи разнообразных функций человеческого организма в ходе его комплексного исследования. Детекторами же, смею напомнить, в физике обычно называют устройства, служащие для разного рода преобразований электрических колебаний. Что, как совершенно очевидно, относится к определенному, весьма специфическому спектру...
– Прошу прощения, был неправ, вспылил, – не дав прозвучать окончанию фразы, мгновенно отреагировал на разъяснение Соколовский.
– Не судите нас слишком строго, Алоиз Алоизович, мы же все, как бы это помягче сказать, поприличней... гуманитарии. То есть в отношении физики и всех иных точных наук и есть самые натуральные дилетанты, – подал голос сидящий перед массовкой Ахаян и, слегка обернувшись, бросил взгляд на Иванова. – Правда, есть и среди нас уникумы... гиганты, можно сказать, научной мысли, которые с помощью уравнения... кого там, бишь, его?..
– Шредингера, – чуть закусив нижнюю губу, опустил голову Иванов.
– ...Шредингера... – продолжил Василий Иванович, – могут определить траекторию движения рулеточного шарика и... еще бог знает чего, но это уже счастливые исключения. Так... как все-таки, интересно, насчет эффективности?
– Среднестатистическая – от семидесяти до девяноста процентов.
– То есть минимум в семидесяти, а максимум в девяноста случаях из ста вы можете абсолютно точно сказать, соврал ли человек, отвечая на тот или иной ваш вопрос, или нет.
– Почему максимум в девяноста случаях? Повторяю, это же средняя статистика. Опытный и квалифицированный оператор... самое главное, толковый... умный... грамотно проведя подготовительную работу с пациентом, уверенно выходит на стопроцентный результат.
– А опытный и... главное, умный пациент, в свою очередь, способен уверенно... – подал голос хранивший до этого упорное молчание Минаев, но фразу не закончил.
– Естественно, – прервал его недоозвученную, но и без того всем понятную мысль лысовато-седовласый оператор. – Он может ввести в заблуждение машину. Обмануть датчики. Но есть же еще человеческий фактор. Вы же сидите напротив него. Наблюдаете за ним. За его лицом. Руками. Ногами. Жестами. Осанкой. Слушаете его. Ваш-то личный полиграф... – он энергично постучал указательным пальцем по своему покатому лбу, – тоже должен работать. И получше казенного.
– А какие вообще функции этого самого человеческого организма можно контролировать с помощью полиграфа? – прервал Аничкин возникшую после предыдущей фразы небольшую паузу.
– А какие версии? – вопросом на вопрос ответил автор этой самой предыдущей фразы.
– Ну... прежде всего, наверно, частота пульса, – достаточно уверенно ответил ответом Николай Анисимович.
– Правильно, – кивнул головой сидящий напротив него экзаменатор и подтвердил: – Учащение или замедление ритма кровообращения. Что еще? – Он перевел глаза с задумчиво склонившего голову Аничкина на стоящую за ним группу товарищей.
– По всей видимости, и изменение ритма дыхания тоже, – наморщив лоб, выдвинул свое предположение товарищ бритоголовый и, еще немного подумав, добавил: – Потом еще... потоотделение.
– Принимается. Еще? – экзаменатор перевел взгляд на Иванова.
– Температура тела?
– Так. Еще?
– Может быть, голосовые изменения? – Олег, как бы в поисках поддержки, посмотрел на стоящего слева от него Соколовского, который, вскинув вверх брови, с неопределенным мычанием кивнул своим бильярдным шаром. – Модуляция. От напряжения. Тембр там, скажем, меняется. Высота звучания.
– Меняется, – с легкой улыбкой кивнул в знак подтверждения Алоиз Алоизович и перевел взгляд на последнего из стоящей троицы. – Что еще? – Не дождавшись от опустившего вниз глаза Минаева никакой реакции на свой вопрос, он сам же на него и ответил: – Сокращение лицевой мускулатуры. Изменение статической проводимости кожи. Изменение характера биотоков мозга.
– А я слышал... – снова подал голос Иванов, – что есть такие полиграфы... или их еще только хотят создать, не помню точно... которые на запах реагируют. Ну... имеется в виду, что запах человеческого тела, вернее, его изменения являются в то же время показателем эмоционального напряжения человека.
– Вот это точно, – подтвердил Ахаян. – Некоторые запахи являются весьма ярким и, я бы даже сказал, в некоторых случаях очень пахучим показателем эмоционального напряжения человека.
