— Не во всем, — дерзко перебил я высокородного.
Что мне терять! Стамак же вздрогнул и подался назад.
— Тебе и это известно? — удивился он. — Воистину, у нас будет долгая и занимательная беседа…
Но беседа занимательной не вышла. Напротив, она было прервана самым грубым образом.
Дверь беззвучно распахнулась. В комнату ворвалось несколько человек, двое из них накинулись на высокородного, скрутили его и связали руки. Это произошло очень быстро, и пока я пытался сообразить, что происходит, Стамака затолкали головой вперед в одну из дыр для соратников. Ноги остались снаружи.
Меня схватили, я начал вырываться, но не тут-то было. Держали крепко, а потом накинули на голову мешок. Однако среди напавших я успел разглядеть носатого тольтека и догадался, от чего незваные гости показались мне на одно лицо.
Потом между ними разгорелся горячий спор. О чем они говорили, поначалу я не понял, но, прислушавшись, разобрал, что двое из них общаются на парсакане. А когда уяснил, из-за чего они спорят, то неожиданно для себя засмеялся и долго не мог остановиться, все время повторяя: «Как, опять!», пока меня не стукнули по голове.
Они не могли договориться — прямо здесь меня убить или вывезти на Зет и там принести кому-то в жертву!
Значит, меня в который раз похищают! Пора бы и привыкнуть…
Сразу убивать не стали. Вывели из комнаты и повели с мешком на голове. Мы шли, кажется, длинными коридорами, время от времени нас останавливали, кто-то объяснял, что ведут злоумышленника такой ядовитой мерзости, что даже лицезрение его оскорбительно и осквернительно. Я, наверно, мог крикнуть, позвать на помощь, но один из тех, кто вел, крепко держа за локоть, щекотал острием мой бок.
Для чего я понадобился тольтекам? Не знаю и знать не хочу! Надо спасаться, а то крепнет во мне чувство, будто кончается мое везение. Не об этих ли грубых антиопцах говорил Варсак, предвещая, что за мной придут? Тоже наплевать, спасаться надо…
Мысли расплывались, но не от страха. Беззвучный голос пытался окликнуть меня, я же никак не мог сосредоточиться.
А когда в очередной раз мы остановились, словно восковые затычки вылетели из моих ушей, и в голове ясно прозвучал отклик. Соратник наставника Чомбала искал меня, и слабый шелест призыва казался песней.
Я переставлял ноги, безропотно следуя с теми, кто пленил меня, а сам уже видел иным зрением ходы, освещенные теплыми стенами, стены быстро таяли за мной, я несся вперед, следуя известными ходами вдоль коридора, по которому вели меня же… Конечно, раздвоения не было, но все глаза и чувства соратника были мне открыты. Вскоре я услышал слова, но сразу не понял, что произошло — еще никто на моей памяти не общался с соратниками иначе как образами.
«…помощь надо… плохие идут… хороший идет… помощь, помощь… да-нет, да-нет, да-нет…»
Не колеблясь ни минуты, я мысленно вскричал «Помощь, да!» и повторял это до тех пор, пока вдруг рядом со мной кто-то страшно не завопил. Возникла суматоха, от сильного толчка я отлетел в сторону и ударился о стену. Присел и содрал с себя мешок.
Соратник носился вокруг тольтеков по стенам, полу и потолку, словно замыкал их в черный обруч. Проскакивая между людьми, он ловко сбил с ног одного, куснул другого, но третий ловко увернулся от его клешней, выхватил широкий нож с кривым лезвием и метнулся в мою сторону. Я забился в небольшую нишу, а Катль приближался короткими шажками, выставив перед собой острие. Бежать некуда! «Убей, убей!» Мой беззвучный крик заставил соратника дернуться и взмыть на потолок. Оттуда метнулся он прямо на Катля, ухватил за край плаща злодея, но ткань лопнула, и в его клешне остался лишь длинный лоскут.
— Убей его! — просипел я.
«Убивать нельзя» — сразу же прозвучал в голове ответ.
«Все, отбегался Таркос!» Страх ударил по моим ногам и разжижил суставы, но в этот миг соратник отозвался снова.
«Убивать нельзя. Есть можно».
— Жри его с потрохами! — крикнул я так громко, что даже эхо отозвалось.
Соратник без лишних разговоров прыгнул и вцепился в шею тольтека. Носатый антиопец выронил нож, взмахнул руками, словно пытался скинуть со своих плеч черный мохнатый мешок, но было поздно. Соратник откусил его голову и отскочил в сторону вместе с ней. Тольтек сделал несколько шагов по коридору, а потом его безголовое тело осело на пол, залив все вокруг кровью.
Крики стражей, бегущих с двух сторон, доносились, как в тумане. Сидя в нише, я прижал пальцы к вискам и стонал от острой боли. Она поразила меня в то мгновение, когда соратник расправился с тольтеком. Но это была не моя боль! Словно какому-то могучему существу причинили неудобство, и вот существо начало ворочаться, придавливая мелких тварей вроде меня…
Да и соратник, как я смог разглядеть сквозь слепящие вспышки боли, выглядел прескверно. Его клешни волочились по полу, а мохнатые когтистые ноги ступали неуверенно, тело мотало из стороны в сторону.
Он с трудом добрался до ближайшего отверстия и пропал во тьме.
Боль, раздирающая голову, тоже исчезла.
Высокородного Стамака будто и не запихивали грубо в пыльную дыру. Одежда его была безупречна, движения строги. Комната, куда меня отвели после дикого и необъяснимого похищения, выглядела побогаче и не напоминала узилище, а когда передо мной поставили кувшин с пивом, то у меня слабенько так затренькала надежда: что, если царственный советник не обманывал, говоря о двух выходах из палат!
— Беда с этими антиопскими грубиянами, — доверительно сказал Стамак, дождавшись ухода стражников. — Всего предпочитают добиваться силой! Видно, их покорность Высокому Дому лжива, мнима, исполнена злобы.
— Что им от меня было надо?
— От тебя — ничего. Может, решили вынудить нас к торгу, к уступкам.
— Или же спутали меня с другим. — Я впился в его лицо, забыв об учтивости.
Но высокородный даже бровью не повел.
— Все же забавно, — проговорил он, — как ты умеешь притягивать к себе свару и предательство! У человека мнительного возникнет подозрение, что само твое присутствие возмущает миропорядок.
Мне нечего было ему ответить, да я и не понял, что он хотел сказать. При чем тут свара, когда единственное, чего я хотел, — быть в своем доме, со своей семьей в мире и достатке, а что до миропорядка, так на то есть другие люди, облаченные властью и осененные мудростью.
Советник между тем принялся выспрашивать, не случалось ли мне встречаться с известными особами из Светлых Покоев или же с прислугой Высокого Дома, называл царственные имена, а, сам при этом глядел в сторону. Уверен, он сразу бы узнал, лгу я или говорю правду. Но мне нечего было скрывать.
А потом в комнате появился Го в зеленой одежде ученого и, бросив на меня косой взгляд, склонился перед высокородным в поклоне.
— Пришло сообщение из Микен! — сказал Го. — Древо равновесия разваливается, прядильщики обезумели, авгур предвещает распад и гибель, а чего — неясно. Твое слово, твое решение!
Высокородный Стамак поднялся с места. В его глазах я увидел страх и ненависть. Сейчас он решит, как со мной быть.
— Значит, грядет нечто, суть которого скрыта от нас. — Он говорил медленно, с трудом выдавливая из себя слова. — Некое событие произойдет в далеком прошлом, некое произошло в далеком будущем — как может такое быть?! И от того, каким будет мое повеление, решится… решится… Что решится?
Он схватил Го за плечи и встряхнул его так, что у чинца клацнули зубы.
— Ученая братия кормится щедростью Дома тысячи лет. Что же сейчас приуныли, мудрецы квелые! Все может исчезнуть в единый миг или стать иным, а где ваше наставление, где совет толковый! Где?.. где?..
Чинец не сопротивлялся. Голова его моталась из стороны в сторону, а глаза были закрыты.
Наконец высокородный успокоился или же взял себя в руки.
— Что говорит авгур? — резко спросил он.
— «Камень рассыпается в песок, песок распадается в пыль, пыль, соединяется в камень», — не
