— Урнес! — возбужденно воскликнул Джек. — Эти рисунки характерны для изобразительного искусства норвежцев, своеобразного стиля, возникшего в середине одиннадцатого столетия. Спасибо Марии. Она вчера, не пожалев времени, рассказала мне об искусстве викингов. — Джек задрал голову и продолжил: — Взгляни на форштевень.
Направив лобовой фонарь на сломанный и задранный кверху нос корабля, Костас присвистнул. Носовая часть была украшена выдвинутой вперед фигурой разъяренного волка с прижатыми ушами и оскаленной пастью.
Должно быть, это Фенрир, волк, которого держали у себя скандинавские боги, — предположил Джек, снова вспомнив Марию. — Вероятно, викинги полагали, что фигура этого волка убережет их корабль от ударов судьбы.
Машина поднялась выше, стала медленно продвигаться над кораблем, и Джек вместе с Костасом сквозь тонкий прозрачный лед увидел удивительную картину, похожую на диораму в музее, изображавшую кораблекрушение, только не музейного, а фактического размера. Видимость по обе стороны от машины была превосходной, достигая пяти-шести метров. Некоторые секции корабля оказались неповрежденными, другие были обуглены или сломаны льдом, который, должно быть, обрушился на корабль, перед тем как вода после пожара замерзла. Джек то и дело снимал корабль с помощью цифровой фотокамеры, вмонтированной в шлем. Сделав очередной снимок, он произнес:
— Это классический скандинавский корабль, построенный в одиннадцатом столетии. Но он шире и больше осадкой по сравнению с кораблями, которые выдают в Голливуде за корабли викингов. Такие корабли обладали хорошим ходом, но у них был существенный недостаток: низкие борта, не позволявшие выдержать сильный шторм. И все же это были корабли океанского плавания, которым было по силам, совершив длительный переход, пересечь Северную Атлантику.
— Корабль чинили, — добавил Костас, глядя сквозь лед. — Доски настила носовой части палубы отличаются от других. Возможно, корабль столкнулся с айсбергом. А вон весло, посмотри.
— Это рулевое весло, — пояснил Джек. — Корабли викингов не были снабжены стационарным рулем, и это весло прикреплялось к корме перед выходом в море. Как видишь, оно лежит на палубе. Корабль погиб не в море.
Вглядываясь в находившуюся под ними удивительную картину, Джек и Костас заметили на палубе корабля вмерзшие в лед шкуры, меха и даже посуду: деревянные тарелки и разбитые керамические сосуды. Костас осторожно растопил лед в центре палубы, и Джек, вглядевшись, признал в одном из сосудов амфору.
— Византийская амфора для вина! — с восторгом произнес он, подняв крышку сосуда. Показав ее Костасу, Джек спрятал амфору, засунув в костюм. — Как эта амфора оказалась в Гренландии?
— Вероятно, викинги были не дураки выпить, — философски заметил Костас. — Возможно, они хранили в ней пиво.
— Многие викинги странствовали по свету и постепенно переняли чужие обычаи и привычки, — добавил Джек. Он задумался, представив себе поистине невозможное, но его размышления прервал возглас Костаса.
— А это что за штуковина?
Он показал на длинную деревянную рукоятку предмета, утопленного во льду, и начал осторожно расплавлять лед вокруг. Открывшийся взору предмет оказался позолоченным боевым топором с орнаментной отделкой по обеим сторонам.
— Это боевой топор викингов, — уверенно определил Джек. — Он железный, а позолота предохраняла его от ржавления.
— На нем что-то написано.
— Мьелльнир, — прочитал Джек. — Надпись на греческом языке, но слово это из скандинавского лексикона. Мьелльнир — боевой молот Тора, величайшего бога, который, как надеялись скандинавы, победит силы зла в последней битве перед концом мира.
— А что за птица над надписью?
Джек поднес топор ближе к глазам.
— Просто не верится, — наконец сказал он. — Это — двуглавый орел, эмблема византийского императора. Одна голова — символ Рима, а другая — символ нового Рима, Константинополя. Костас, нам посчастливилось: мы нашли боевой топор викинга, служившего в варяжской гвардии при дворце византийского императора.
— Посмотри на другую сторону топора. Там тоже какая-то надпись.
— Это руны. Я не эксперт, но мне кажется, я видел подобную надпись в Айя-Софии в Константинополе. Это подпись Хальвдана, викинга, испоганившего балюстраду собора в одиннадцатом столетии.
— Значит, это боевой топор Хальвдана, — глубокомысленно сказал Костас. — Как же этот викинг оказался в Гренландии? Видно, непоседливый был малый.
— Костас, на корабле должен иметься степс,[11] да и поперечная балка в центре, а вместо них — сооружение прямоугольного вида. Я догадываюсь о его назначении, но хорошо бы взглянуть вблизи.
Костас направил машину к заинтересовавшему Джека сооружению, находившемуся чуть впереди. Джек опять оглядел боевой топор, едва веря, что нашлось такое сокровище, а затем, изловчившись, поместил его себе на спину под ремнями баллонов с тримиксом. Но вот машина оказалась над прямоугольным сооружением, Джек стал внимательно всматриваться и неожиданно увидел рядом сразу несколько бесценных предметов, относившихся, как он мигом определил, к материальной культуре викингов: позолоченную кольчугу, позолоченный конический шлем и расшитый золотом алый кусок материи, похожий на плащ. Однако Джек не успел порадоваться новой находке, как машина внезапно остановилась, и он услышал взволнованный голос Костаса:
— Сейсмограф подал сигнал опасности. Правда, возможно, прибор сработал от колебаний машины. Сейчас узнаем.
Один из светодиодов на приборной панели ритмично вспыхивал красным. Взвесь микрольдинок, уходившая к выходу из туннеля, потеряв обычную плавность, стала кружиться, словно в водовороте.
— Сейсмограф не унимается, — озадаченно сказал Костас.
Внезапно раздался скрежет, вода в туннеле заволновалась. По спине Джека пробежал предательский холодок.
— Матерь Божья! — неожиданно вскричал Костас. — Никак айсберг пришел в движение. Мы…
Слова Костаса потонули в оглушительном шуме, похожем на пронзительный вой рассерженных духов, заметивших посторонних, что дерзнули вторгнуться в их владения. Стены туннеля стали крошиться, и отколовшиеся льдинки полетели сквозь воду, словно шрапнель. Одна льдинка угодила Джеку в бедро, пронзив, как масло, кевларовый экзоскелет, и Джек увидел, как вода окрасилась в красный цвет. Машина накренилась и замерла.
Оглушительный шум сменился мертвой тишиной. Туннель сузился, Джека прижало к Костасу. Они лежали, опустившись на дно туннеля и уткнувшись головами в лед, под которым виднелось сооружение, назначение которого Джек так и не выяснил. Прожектор машины погас, и свет исходил только от лобовых фонарей. Джек с неимоверным трудом обернулся и обомлел: туннель позади почти целиком разрушился. Уцелела лишь ближняя часть длиной от силы три метра, но и в этом малом пространстве вода, казалось, стремительно замерзала. Джек содрогнулся от ужаса: он вместе с Костасом вмерзнет в лед.
— Айсберг, придя в движение, уходит на глубину! — крикнул Костас. — Подключись к тримиксу.
И тут Джек явственно ощутил, что его прижало к стене туннеля — выходит, айсберг накренился, преодолевая порог. С трудом подняв руку, Джек сквозь шугу, в которую превратилась вода, добрался до клапана под шлемом. Костас, видно, имевший большую свободу движения, помог ему снять ребризор, а затем открыл свой собственный клапан и тоже задышал тримиксом.
Когда Джек и Костас перешли на дыхание тримиксом, отработанный газ стал выходить наружу, образуя мало-помалу воздушный карман, препятствовавший заполнению туннеля водой. «Но это только отсрочка, — пронеслось в голове у Джека, — отсрочка неминуемого конца». Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Его придавило льдом, и каждый вздох давался с неимоверным трудом. Он повернул голову:
