Джон слегка склонил голову и пристально взглянул на Джорджину.
– Я хочу, чтобы Лекси на несколько дней поехала со мной в Кэннон-Бич.
– В Кэннон-Бич в Орегоне?
– Да. У меня там дом.
– Нет, – не задумываясь, ответила Джорджина. – Лекси не может ехать.
– Почему?
– Потому что я тебя не так хорошо знаю, чтобы отпускать дочь с тобой в путешествие.
Джон нахмурился.
– Ты бы тоже могла поехать с ней.
Джорджина не верила своим ушам. Она оперлась руками на стол и подалась вперед.
– Ты хочешь, чтобы я жила в твоем доме? С тобой?
– Конечно.
Эта была неосуществимая идея.
– Ты в своем уме?
Джон пожал плечами:
– Надеюсь.
– У меня работа.
– Ты же только что сказала, что в следующем месяце вы закроетесь на две недели.
– Да.
– Тогда соглашайся.
– Ни за что.
– Почему?
– Почему? – повторила Джорджина, пораженная тем, что ему вообще пришла в голову мысль предложить ей пожить у него в доме. – Ты же ненавидишь меня!
– Я никогда этого не говорил.
– Да в этом нет надобности. Достаточно тебе посмотреть на меня, и все становится ясно.
Джон нахмурился:
– А как я на тебя смотрю?
Джорджина откинулась на спинку кресла.
– Так осуждающе, как будто я в чем-то здорово провинилась.
Он улыбнулся:
– Неужели именно так?
– Да.
– А если я пообещаю не смотреть на тебя подобным образом?
– Сомневаюсь, что ты сможешь сдержать свое обещание. Ведь ты человек настроения.
Джон вытащил одну руку из кармана и прижал к груди.
– Я очень покладистый.
Джорджина скептически взглянула на него. Джон хмыкнул.
– Ладно, в обычной обстановке я действительно покладистый, а наши с тобой отношения далеки от обычных, с этим ты не можешь не согласиться. Но пойми, Джорджи, что это очень важно для меня. У меня не так много времени, скоро я уеду в тренировочный лагерь. Мне нужно побыть с Лекси там, где никто не будет узнавать меня.
– А в Орегоне тебя не будут узнавать?
– Вероятно, нет, а если и будут, нестрашно: орегонцам плевать на хоккеиста из Вашингтона. Я хочу все свое внимание уделить Лекси, чтобы никто не мешал нам общаться. Здесь это невозможно. Ты же была со мной в парке и сама все видела.
Джон не хвастался, он просто констатировал факт.
– Вероятно, твои болельщики обожают тебя, если не дают тебе проходу.
– Они не знают меня. Они любят того, кого нарисовали в своем воображении. Я обычный парень, который зарабатывает себе на жизнь игрой в хоккей, а не работой на экскаваторе. – Губы Джона тронула самокритичная улыбка. – Если бы они действительно знали меня, вряд ли стали бы относиться ко мне с меньшей неприязнью, чем ты.
«Я вовсе не испытываю неприязни к тебе». Хотя бы из вежливости Джорджине следовало произнести это. И она с легкостью могла бы сказать такую фразу. Ведь ее с детства воспитывали на тактичной лжи. Но когда она заглянула в ярко-голубые глаза Джона, то поняла, что это не будет ложью. Перед ней сидел
