мужчина из грез любой женщины и очаровывал ее улыбками. Джорджина уже сомневалась, настолько ли велика ее неприязнь к нему.
– Ты нравишься мне больше, чем этот порез от бумаги, – сказала она, показывая свой раненый палец. – Но меньше, чем легкий лак для волос.
Джон некоторое время молчал, ошарашенно глядя на Джорджину.
– Гм… значит, я где-то между порезом и лаком для волос?
– Именно так.
– Придется с этим смириться.
Джорджина не знала, как реагировать на такую покладистость. Ее спас звонок телефона.
– Извини, – сказала она и взяла трубку. – «Выездное обслуживание Херон». У телефона Джорджина.
Мужской голос на другом конце провода без обиняков изложил ей просьбу.
– Нет, – ответила она, – мы не обслуживаем столики с обнаженными торсами.
Джон тихо рассмеялся и встал. Оглядев комнату, он подошел к низкому книжному шкафу под окном. Его запонка блеснула на солнце, когда он протянул руку и вытащил из-за раскидистого папоротника рамку с фотографией. Мей сфотографировала Джорджину, когда та была на восьмом месяце беременности. Джорджина не любила этот снимок и потому прятала его за растением.
– Уверена, – тем временем говорила Джорджина в трубку, – что вы нас с кем-то спутали. – Мужчина горячо возражал и уверял ее, будто фирма Херон обслуживала холостяцкую вечеринку его друга. Он принялся описывать подробности, и Джорджине пришлось перебить его: – Я абсолютно уверена, что мы никогда ни по каким случаям не предоставляли официанток с обнаженным торсом.
Джорджина посмотрела на профиль Джона, но определить, слышит он ее разговор или нет, не смогла. Джон стоял и разглядывал фотографию, на которой она, одетая в розовое с белым горохом платье для будущих мам, была огромной, как купол шапито.
Положив трубку, Джорджина встала.
– Жуткий снимок, – сказала она, подходя к Джону.
– Ты была огромной.
– Спасибо.
Джорджина попыталась выхватить у него фотографию, но Джон успел отдернуть руку.
– Я не сказал толстой, – уточнил он, вновь устремив взгляд на снимок. – Я имел в виду очень беременной.
– Я действительно была очень беременной. – Джорджина опять попыталась выхватить фотографию и опять неудачно. – Отдай.
– И на что тебя тянуло?
– В каком смысле?
– Ну, беременных всегда тянет, например, на соленые огурчики или на мороженое.
– На суши.
Джон поморщился и покосился на нее.
– Ты любишь суши?
– Теперь не люблю. Я так объелась ими, что теперь не выношу даже запаха рыбы. А еще меня тянуло на «поцелуи». И это начиналось каждый вечер примерно в половине десятого.
Джон перевел взгляд на ее губы.
– На чьи поцелуи?
Джорджина ощутила приятный трепет внизу живота. Опасный признак!
– Да на шоколадные «поцелуи»!
– Да-а, сырая рыба и шоколад. – Джон смотрел на ее губы еще несколько секунд, а затем перевел взгляд на фотографию. – А сколько Лекси весила при рождении?
– Девять фунтов и три унции.[5]
Глаза Джона расширились от изумления, а потом он гордо улыбнулся:
– Офигеть!
– То же самое сказала Мей, когда Лекси взвесили. – Джорджина снова нацелилась на снимок, и на этот раз ей удалось выхватить его.
Джон потянулся за ним:
– Я еще не до конца рассмотрел.
Джорджина спрятала фотографию за спину.
– Хватит с тебя.
Джон опустил руку.
– Не заставляй меня использовать силовые приемы.
