наказание:
- Мартино?. Грубая игра, две минуты.
Поскольку голкипер не мог отбывать наказание на скамейке штрафников, его место занял Брюс Фиш. Пока Фиш катился к штрафной площадке, Люк просто взял бутылку с водой с верхней части ворот, плеснул струей сквозь маску себе в рот, затем сплюнул. Подняв плечи, он размял шею, поворачивая голову из стороны в сторону, и бросил бутылку обратно на сетку.
Игра продолжилась.
Скорость колебалась от дикой до почти прогулочной. Почти. Стоило Джейн подумать, что обе команды решили играть по-джентльменски, борьба за шайбу превратилась в настоящую драку. И ничто так не могло возбудить толпу, как вид игроков, сбросивших перчатки и схлестнувшихся в углу врукопашную. Джейн не слышала, что игроки говорят друг другу, но ей и не надо было. Она могла отчетливо прочитать это по их губам. Настоящим фаворитом оказалось слово на букву «б». Даже среди тренеров, которые стояли за скамейкой в приличных костюмах и галстуках. И хотя игроки на скамейке запасных не ругались, они плевались. Джейн никогда не видела, чтобы мужчины так сильно плевались.
Она заметила, что выкрики из толпы не были направлены лишь на вратаря «Чинуков». Каждый раз, когда сиэтлский игрок подъезжал достаточно близко, мужики позади Джейн вопили:
- Ты отстой!
После нескольких «Будвайзеров» они стали более изобретательными:
- Ты отстой, восемьдесят девятый, - или тридцать девятый, или какой бы там ни был номер у игрока.
На пятнадцатой минуте первого периода Роб Саттер впечатал игрока «Койтов» в борт, и плексиглас вздрогнул так сильно, что Джейн подумала, что он треснет. Игрок съехал на лед, и прозвучал свисток.
- Ты отстой, Кувалда, - заорали парни позади Джейн, и она подумала: слышат ли игроки крики фанов в общем шуме. Она знала, что ей потребовалось бы много спиртного, прежде чем она набралась бы мужества назвать Кувалду отстоем: слишком боялась, что после игры он подстережет ее на парковке и покажет, где раки зимуют.
После первых двух периодов счет оставался 0-0 в большей степени благодаря восхитительным сейвам обоих вратарей. Но на третий период «Койотис» вышли с более решительным настроем. Капитан команды прорвался через защиту «Чинуков» и помчался по льду к их воротам. Люк выкатился с пятачка, чтобы встретить его, но капитан сделал бросок с небольшого замаха мимо левого плеча вратаря. Люк зацепил шайбу клюшкой, та дернулась, но влетела в сетку.
Толпа вскочила на ноги, пока Счастливчик направлялся обратно к воротам. Он спокойно положил клюшку и блокерна верхнюю часть ворот и, пока мерцающий голубой свет извещал о забитой шайбе, сдвинул маску на макушку, взял бутылку с водой и направил струю в рот. Со своего места Джейн видела профиль Люка. Его щеки слегка порозовели, мокрые волосы прилипли к вискам. Струйка воды потекла из уголка рта по подбородку и шее и намочила воротник свитера. Вратарь опустил бутылку, бросил ее на ворота и натянул блокер.
- Трахни меня, Мартино?, - завопил один парень позади нее. – Трахни меня!
Люк посмотрел вверх, и Джейн получила ответ на один из своих вопросов. Он совершенно точно слышал мужчин позади нее. Без всякого выражения, он просто посмотрел на них. Затем взял клюшку и начал опускать взгляд, пока не остановился на Джейн. Люк смотрел на нее в течение долгих секунд, прежде чем повернулся и поехал к скамейке «Чинуков». Джейн не могла сказать, что думал он о тех двух парнях, но у нее имелись другие проблемы помимо чувств Люка. Она скрестила пальцы и стала молиться, чтобы «Чинуки» забили гол в следующие пятнадцать минут.
«…и ты должна запомнить, что имеешь дело с хоккеистами. Ты знаешь, они могут быть чертовски суеверными, - предупреждал Леонард. - Если «Чинуки» начнут проигрывать, они обвинят тебя и отправят домой». Учитывая, как они относились к ней, Джейн решила, что нужды в еще больших поводах нет.
Им понадобилось четырнадцать минут и двадцать секунд, но они сравняли счет, играя в большинстве. Когда прозвучал последний гудок сирены, была ничья, и Джейн облегченно вздохнула.
Игра закончена, по крайней мере, так думала она. Вместо этого часы отсчитали еще пять минут, пока по четыре игрока и голкипер каждой команды сражались в овертайме. Ни одна из команд не забила, и игра была отмечена в записной книжке как ничья.
Теперь Джейн могла вздохнуть свободно. Хоккеисты не могли обвинить ее в поражении и отправить паковать вещи.
Она взяла сумочку и засунула туда записную книжку и ручку. Затем направилась в раздевалку «Чинуков», размахивая репортерским пропуском. Ее желудок завязывался в узел, пока она шла по коридору. Она профессионал. Она может сделать это. Без проблем.
«Смотри им прямо в глаза», - напомнила себе Джейн, доставая маленький диктофон. Она вошла в комнату и остановилась, как будто пятки ее «Мартенсов» внезапно приклеились к полу. Мужчины разной степени раздетости стояли перед скамейками и открытыми шкафчиками, снимая одежду. Упругие мускулы и пот. Голые грудные клетки и спины. Мелькание обнаженных животов и ягодиц, и…
Боже правый! Ее щеки загорелись, а глаза были готовы вылезти из орбит, когда она не смогла удержаться от взгляда на комплектацию а-ля рюс Влада «Цепеша» Фетисова. Джейн вскинула глаза, но не раньше, чем обнаружила: то, что она слышала о европейцах, – правда. Влад не был обрезан. И эта информация оказалась немного больше того, что она хотела знать. В течение одного короткого мгновения она думала, что должна промямлить извинение, но об извинениях, конечно же, и речи быть не могло, потому что это было бы равносильно признанию того, что она что-то увидела. Джейн посмотрела на других репортеров-мужчин - те не извинялись. Тогда почему она чувствовала себя школьницей, подглядывающей за мальчишками в раздевалке?
«Ты и раньше видела пенисы, Джейн. Эка важность. Если ты видела один пенис, значит, ты видела их все… Ну, хорошо, это неправда. Некоторые пенисы лучше, чем другие. Прекрати! Прекрати думать о пенисах! – отругала она себя. – Ты здесь не для того, чтобы смотреть. Ты здесь, чтобы сделать свою работу, и у тебя столько же прав находиться здесь, как и у других репортеров-мужчин. Это закон, а ты профессионал». Да, именно это она говорила себе, пробираясь мимо игроков и других журналистов, стараясь держать взгляд на уровне их плеч. Но единственной женщиной в комнате, полной огромных, сильных, голых хоккеистов, была Джейн. И она не могла перестать чувствовать себя не в своей тарелке.
Подняв глаза, Джейн присоединилась к репортерам, берущим интервью у Джека Линча, правого крайнего нападающего, который забил единственный гол «Чинуков». Она вытащила записную книжку, и в этот момент Линч снял шорты. Джейн была почти уверена, что он носит длинное нижнее белье, но решила не проверять это. «Не смотри, Джейн. Что бы ты ни делала, не смотри вниз».
Она включила диктофон и перебила одного из коллег.
- После вашей травмы в прошлом месяце, - начала она, - поговаривали о том, что вы не сможете закончить этот сезон на том же уровне, на котором начинали его. Думаю, этот гол заставит всех изменить мнение.
Джек поставил ногу на скамейку перед собой и посмотрел на журналистку через плечо. Его щеки были все в красных пятнах, а старый шрам пересекал верхнюю губу. Линч разматывал ленту с верхней части гетры и так долго ждал, прежде чем ответить, что Джейн начала бояться, что он и вовсе не собирается разговаривать с ней.
- Надеюсь на это, - наконец произнес он. Три слова. И все.
- Что вы думаете о ничьей? – спросил репортер рядом с ней.
- «Койоты» сегодня играли очень плотно. Естественно, мы хотели победить, но получили ничью.
Когда Джейн попыталась задать еще вопрос, ее перебили и вынудили замолчать. Скоро она почувствовала, будто все вокруг сговорились против нее. Джейн пыталась убедить себя, что она, вероятно, просто параноик, но когда подошла к маленькой группе репортеров, берущих интервью у капитана «Чинуков» Марка Бресслера, тот посмотрел прямо сквозь нее и ответил на вопрос, заданный другим журналистом.
Джейн пообщалась с новичком со светлым ирокезом на голове, полагая, что тот будет благодарен за любое внимание, но его английский был так плох, что она с трудом смогла разобрать пару слов. Она пошла к Кувалде, но тот снял свою раковину, и пришлось пройти мимо. Джейн могла убеждать себя, что она
