— Сделано.
— Пока.
— До свидания, Энджи.
Континьюити писал книгу. Энджи об этом рассказал Робин Ланье. Она спросила, о чём книга. Не в том дело, ответил он. Книга закукливается в саму себя и постоянно мутирует. Континьюити пишет её бесконечно. Она спросила «почему?», но Робин уже потерял интерес к разговору. Континьюити — ИскИн, а ИскИны всегда делают что-нибудь подобное.
Обращение к Континьюити стоило ей звонка от Свифта.
— Энджи, что касается этого физического…
— Разве ты ещё не составил расписание? Я хочу вернуться к работе. Сегодня утром я вызывала Континьюити. Подумываю о съёмке нескольких эпизодов на орбите. Собираюсь просмотреть кое-что из того, что делала Тэлли. Может, возникнут какие-нибудь идеи.
Молчание. Ей хотелось рассмеяться. Не так просто лишить Свифта дара речи.
— Ты уверена? Это замечательно, Энджи, но ты действительно этого хочешь?
— Мне гораздо лучше, Хилтон. Я чувствую себя просто прекрасно. Каникулы закончены. Пусть приедет Порфир уложить мне волосы перед тем, как я покажусь на люди.
— Знаешь, Энджи, — сказал Свифт, — это осчастливит всех нас.
— Вызови Порфира. Составь программу осмотра. Coup-poudre. Кто, Хилтон? Может, ты сам?
А ведь у него была такая возможность, подумалось ей полчаса спустя, когда она взад-вперёд вышагивала по укутанной туманом веранде. Её зависимость от наркотиков не угрожала «Сенснету», поскольку никак не отражалась на «продукции». Ведь никаких побочных эффектов не было. В противном случае «Сенснет» ни за что бы не позволил ей даже попробовать. «Модельные наркотики, — думала она. — Уж сам-то моделист знает, что в них». И никогда ей не скажет, даже если удастся с ним как-то связаться, в чём она сомневалась. Предположим, размышляла она, ведя ладонью по шершавой ржавчине перил, что это был не моделист. Что кто-то другой смоделировал молекулу в своих собственных целях.
— Твой парикмахер, — сказал дом.
Она вошла внутрь.
Порфир ждал, задрапированный складками мягкого джерси — последняя новинка парижского сезона. Его лицо, гладкое и спокойное, как полированное чёрное дерево, при виде её раскололось в радостной ухмылке.
— Мисси, — проворчал он, — ты выглядишь как самопальное дерьмо.
Энджи рассмеялась. С досадой хмыкнув, Порфир шагнул к ней, чтобы с наигранным отвращением запустить длинные пальцы в её шевелюру.
— Мисси была дурной девочкой! Порфир говорил ей, что это ужасные пилюли!
Энджи пришлось запрокинуть голову — Порфир был очень высок и, как она знала, невероятно силён. Этакая гончая на стероидах, как сказал про него однажды кто-то. Его безволосый череп являл собой неизвестную в природе симметрию.
— Как ты? — спросил он уже совсем другим тоном, нарочитое брио[8] отключилось, как будто кто-то повернул выключатель.
— Прекрасно.
— Больно было?
— Да. Больно.
— Знаешь, — сказал он, легонько касаясь её подбородка длинным пальцем, — никто никогда не понимал, что ты находишь в этом дерьме. Было такое впечатление, что оно даже улететь тебе не даёт.
— И не должно было. Это вроде как ты одновременно и здесь и там, только не нужно…
— Что-то чувствовать?
— Да.
Он медленно кивнул.
— Тогда это был действительно дрянной кайф.
— Чёрт с ним, — ответила Энджи. — Я вернулась.
Снова ухмылка.
— Пойдём помоем тебе голову.
— Я только вчера её мыла!
— Чем? Нет! Не говори мне! — Взмахами огромных ладоней Порфир погнал её к лестнице.
В выложенной белой плиткой ванной парикмахер втёр ей что-то в кожу головы.
— Ты в последнее время виделся с Робином?
Порфир уже промывал ей волосы холодной водой.
— Миста Ланье сейчас в Лондоне, мисси. Миста Ланье и я не разговаривать друг с другом в настоящее время. Сядь прямо.
Он поднял спинку кресла и обернул вокруг её шеи полотенце.
— Почему? — спросила она, настраиваясь выслушать последние слухи «Сенснета», что было у Порфира второй специальностью.
— Потому что, — ровным голосом сказал парикмахер, тщательно зачёсывая ей волосы назад, — он наговорил всем гадостей о некой Анджеле Митчелл, пока та была на Ямайке, наводя порядок в своей маленькой головке.
Этого она никак не ожидала.
— Гадостей?..
— Чего он только не говорил, мисси.
Порфир принялся подстригать ей волосы ножницами, это было одним из его профессиональных бзиков: Порфир неизменно отказывался от лазерного карандаша, заявляя, что никогда к нему даже не прикоснётся.
— Ты шутишь, Порфир?
— Нет. Мне бы он ничего такого не стал говорить, но Порфир многое слышит. Порфир всегда слышит. Он уехал в Лондон на следующее утро после того, как ты прибыла сюда.
— А что именно ты слышал?
— Что ты сошла с ума. Не важно, под кайфом или без него. Что ты слышишь всякие голоса. Что психиатры «Сенснета» об этом знают.
Голоса…
— Кто тебе это сказал? — Она попыталась повернуться в кресле.
— Не мотай головой. Вот так. — Он вернулся к работе. — Не могу сказать. Доверься мне.
После отъезда Порфира ещё несколько раз звонили — это рвалась сказать «привет» её съёмочная группа.
— Сегодня больше никаких звонков, — приказала она дому. — Эпизоды Тэлли я посмотрю наверху.
Отыскав в глубине морозильника бутылку «Короны», Энджи забрала её с собой в спальню. Стим- модуль в тиковом изголовье кровати был снабжён студийными тродами. Когда она уезжала на Ямайку, таких тут ещё не было. Техники «Сенснета» периодически обновляли оборудование в доме. Глотнув пива, она поставила бутылку на столик и прилегла с тродами на лбу.
— Поехали.
В дыхание Тэлли, в плоть Тэлли.
«Как я могла заменить тебя? — удивилась она, захваченная физическим существом бывшей звезды. — Приношу ли я людям такое же наслаждение?»
Тэлли-Энджи смотрит вниз в увитую виноградом пропасть, которая одновременно и бульвар, поднимает глаза вверх на опрокинутый горизонт, скользит взглядом по далёким теннисным кортам. Над головой — «солнце» Фрисайда, осевая нить ярчайшего накала…
— Перемотай вперёд, — приказала она дому.
В плавное сокращение мускулов и расплывчатое пятно бетона, где Тэлли заворачивает велосипед на велодроме с пониженной гравитацией…
