— Но, Кетти! Ты-то выглядишь не слишком хорошо. Что-то тебя беспокоит!
Что надо ответить? Он не мог сказать ей, что в что еду могут добавить снотворное или яд, что он боится спать ночью из-за того, что даже в снах притаилась смерть. Поэтому Семеркет сказал:
— Со мной все в порядке. Правда.
— Что ты тут делаешь, Кетти? В твоей записке говорилось, что речь идет о жизни или смерти.
Он оглядел конюшню, пытаясь найти нужные слова.
— Это длинная история. Я расследую преступление, убийство…
Найя со счастливым видом прижала ладонь ко рту.
— Ты снова вернулся в суд, так? Кетти, это хорошая новость!
— Найя…
— Это именно то, что тебе нужно, чтобы твоя жизнь снова пошла своим чередом.
— Найя…
— Ты не представляешь, как я беспокоилась за тебя…
На этот раз голос его прозвучал более сурово, чем он хотел:
— Найя, прекрати!
Она немедленно замолчала, широко раскрыв глаза.
— Я здесь потому, что подозреваю, что в это дело замешан твой муж.
Женщина продолжала молча смотреть на него все с тем же ужасным выражением лица, крепко прижав ребенка к груди.
— Найя, я его видел, — быстро заговорил Семеркет. — Видел прошлой ночыо. Накхт встречался с ними — с людьми, которых я выслеживал. Послушай, это плохие люди. Среди них есть один — безносый нищий — который однажды даже пытался меня убить. Он опасен, Найя. Другие — десятник из гробницы фараона и писец. Жрицу убили. Мы считаем, что в Великом Месте происходит ограбление гробниц, и теперь градоправитель Пасер…
Он замолчал. Все шло не так, все было огромной бессвязной путаницей. Найя все еще смотрела на него широко раскрытыми глазами. «Она думает, что я спятил», — сказал себе Семеркет.
— Найя… — проговорил он беспомощно.
— Чего ты от нас хочешь, Семеркет?
Она никогда еще не говорила с ним таким холодным тоном.
Он заморгал.
— Мне нужно знать, что происходит.
Женщина медленно покачала головой.
— И поэтому ты пришел сегодня сюда, неизвестно откуда, и ждешь, что я донесу тебе на своего мужа. — Найя опустилась на тюк сена, как будто силы внезапно оставили ее. — Я-то думала — Она вздохнула, недоговорив.
Семеркет сел рядом и попытался объяснить.
— Найя, если Накхт во все это замешан, последствия будут ужасными для всех. Ты же знаешь законы. Вся твоя семья будет наказана. Все окажутся в опасности — ты, твои слуги. Даже этот ребенок, которого ты держишь на руках.
Рот ее удивленно приоткрылся, в темных глазах мелькнули страх и негодование.
— И ты думаешь заставить меня выполнить твою просьбу, угрожая моему ребенку? О, Семеркет! Нет, нет!
Она выбежала из конюшни. Семеркет догнал ее у колодца и потянулся, чтобы схватить за руку. Он прикоснулся к ней впервые за несколько месяцев, и их обоих словно тряхнуло от удара молнии. Найя остановилась, тяжело дыша, но не повернулась, чтобы посмотреть на него.
— Я пришел не затем, чтобы угрожать твоему ребенку, милая, — тихо проговорил Семеркет. — Я бы убил любого, кто бы так поступил. Я пришел, чтобы тебе помочь, помочь твоему мужу, если он и вправду замешан в это дело.
Она мгновение молчала, все еще отказываясь на него посмотреть. Потом еле слышно заговорила:
— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Семеркет?
— Ступай к нему. Скажи, что каким бы образом он ни впутался в это, что бы он ни сделал, все еще можно исправить. Самое лучшее, что он может сделать — это рассказать мне все, что знает.
Младенец у груди Найи снова начал плакать, и этот звук как будто побудил ее к действию.
— Ребенка надо покормить, Семеркет.
Она поспешила к своим воротам и открыла их.
— Ты поговоришь с мужем? — крикнул он ей вслед.
Но женщина уже скрылась в доме.
В ту ночь луна была серебристой. Только черный силуэт Небесных Врат на фоне одеяла звезд служил Семеркету проводником, когда он шел из храма в деревню строителей гробниц. Странно, но он испытал облегчения при виде факелов на деревенской стене. Неужели жизнь стала такой одинокой, что он предвкушает компанию людей, которые его ненавидят?
Семеркет прошел через меньшие южные ворота в темнеющую деревню. Хотя по меркам строителей гробниц час был ранним, деревня выглядела пустой. Двери и ворота были крепко заперты для защиты от ночи и того, что в ней таилось.
Чиновник медленно двинулся по темному коридору главной улицы к дому жрицы, ведя кончиками пальцев по стенам справа и слева. Он нащупывал землю ногой каждый раз, прежде чем сделать шаг, чтобы не споткнуться о кувшины или метлы, оставленные возле дверей.
Постепенно он начал сознавать, что слышит еще какой-то звук кроме собственных шагов. Каждый раз, когда он ставил ногу, слышался такой же звук позади, как будто кто-то пытался в точности попасть в такт его шагам. Он повернулся, вгляделся в темноту, но увидел только далекий свет факелов у южных ворот.
— Эй? — крикнул он в темноту. — Кто там?
Ответа не последовало. Но когда чиновник снова двинулся вперед, до него опять донеслось слабое эхо. Внезапно Семеркет представил себе могучую львицу, а рядом с ней мельком увидел Хетефру — забрызганную кровью и жуткую. Он сорвался на бег, наплевав на любые горшки или метлы, притаившиеся в коридоре и готовые сделать ему подножку.
Семеркет подбежал к двери дома Хетефры, дрожа и задыхаясь; быстро распахнул дверь и вогнал на место засов. Потом прижался к дереву ухом и, прислушиваясь, стал ждать. Не услышав ни звука, он заставил себя сделать несколько глубоких вдохов. Постепенно страх его утих. И тут негромкий голос проговорил в темноте за его спиной:
— Вы верите, что она и вправду среди нас?
Чиновник крутнулся, выдох застрял в его глотке. На полу в передней комнате сидела Ханро, закутавшись в платок, спасающий от холода. На коленях она держала Сукис.
Кошка компанейски побежала к Семеркету и обвилась вокруг его ног.
Успокоив бешено стучащее сердце, тот нагнулся, чтобы погладить зверя, но не перестал наблюдать за Ханро. Она казалась маленькой и испуганной, не такой, как всегда — храброй потаскухой. На лице женщины не было раскраски, и одежда выглядела простой.
Семеркет сделал шаг вперед.
— Я видел, как угрызения совести могут так мучить виновных, что им повсюду мерещатся демоны и духи.
Ханро задрожала, сжав голову руками. Она забыла надушиться сандаловыми благовониями, как делала всегда, и Семеркет был поражен, внезапно обнаружив, насколько привлекательней она без всяких ухищрений — без раскраски и одеяния богини.
Дознаватель погладил пальцем ее щеку и удивился, что она мокра от слез.
— А ты не боишься, что здесь, в темноте, может ждать Хетефра? — ласково спросил ои.
Ханро не ответила на вопрос, но ее дыхание стало неровным.
— Я пришла сюда, чтобы сказать вам, что завтра ухожу. У меня есть драгоценности, — она указала на
