жидкости комок спутанных волос с мертвой головы… вот он сжимает его в кулаке, вытаскивая тело… мед стекает по мертвому лицу…
Симеркет вскрикнул.
Все находившиеся в лодке озабоченно взглянули на него, но он не видел их, потрясенный своим видением. Огромным усилием воли он приказал себе выкинуть эти картины из головы. Найя жива. Если бы она была мертва, он бы это почувствовал. Он не найдет ее в одном из этих ужасных кувшинов. Боль резко ударила ему в лоб, распространившись на все внутренности. Из глубины горла поднялась желчь. Мардук придержал ему голову, когда он перегнулся через борт лодки в пароксизме изнурительной рвоты.
Это речная лихорадка, успокоил Мардук. Обычная болезнь, поражающая иностранцев, прибывших в Вавилон. Но Симеркет знал: это не лихорадка. Это страшное видение, которое он был не в силах удержать в себе. Приняв дозу эликсира, очищающего желудок, который виноторговец достал ему из своего мешка, он начал молча молиться о том, чтобы это не было предзнаменованием будущего…
На следующий день показались крепостные валы Вавилона. В течение нескольких часов до этого они видели на горизонте плотное облако дыма, скрывавшее от них город. Симеркет решил было, что облако это — признак военного столкновения и что Вавилон лежит в руинах, и с ужасом указал на него пальцем. Но Мардук заверил его, что дым идет из сотен тысяч печей и алтарей.
— Вавилон никогда не будет разрушен, — обиженно произнес Мардук. — Он устоит, как и всегда.
Симеркет взглянул на него, с удивлением услышав в его обычно спокойном тоне горечь. Но Мардук не заметил его взгляда и продолжал говорить все тем же тихим, обиженным голосом.
— Вавилон — как увядшая проститутка: задирает юбку перед каждым чванливым завоевателем! На этот раз эламцы думают, что завоевали его. Но они закончат тем же, чем и касситы. Хочешь знать настоящую причину, почему стены Вавилона не разрушены, Симеркет? Он отдается всем, у кого есть армия, но в конце концов он-то и торжествует!
— Ты говоришь как отвергнутый любовник, — усмехнулся Симеркет.
— Правда?
— В чем дело, Мардук? В твоем голосе звучит горечь, потому что у вас нет собственной армии? Расскажи мне то, чего я не знаю!
Голос Мардука опустился до шепота:
— Когда-нибудь, в лунную ночь у костра, быть может.
По мере того как они приближались к Вавилону, облако дыма постепенно рассеивалось, и Симеркет обнаружил, что Евфрат течет через центр города. На правой стороне реки возвышается башня — зиккурат под названием Этеменанки, заметный на равнинном ландшафте со всех сторон. Трепет отразился на лице Симеркета, и к Мардуку отчасти вернулось чувство юмора. Он объяснил, что название Этеменанки означает «краеугольный камень небес». На самом деле башня была не храмом, сказал он, а обсерваторией, посвященной всем шестидесяти тысячам богов вавилонского пантеона.
— Я думал, что зиккурат принадлежит Бел-Мардуку, — заметил Симеркет.
— Храм Бога стоит на другом берегу реки. Посмотри туда — видишь здание, покрытое позолоченными плитками? Там ему поклоняются. Но Золотой Бог каждую ночь проводит в ложе на самом верху Этеменанки.
Симеркет поднял голову, чтобы посмотреть туда, куда указал Мардук. Самый высокий ярус разноцветной башни, окрашенный мерцающей лазурью, представлялся невообразимо далеким, сливался с небом. Неудивительно, что Всевышний избрал это место для сна, ибо в самом деле земля здесь встречалась с небом.
— Там он каждую ночь совокупляется с новой девственницей, посланницей какого-то из богов, — как бы между прочим добавил Мардук.
Симеркет оторвался от созерцания зиккурата и, ошарашенный, воззрился на Мардука. Невидимые египетские боги достигали высоты во много локтей[3] — причина, по которой египтяне строили свои храмы такими огромными.
— И девственницы оставались живы после такого испытания? — с дрожью в голосе спросил Симеркет.
Мардук бросил на него насмешливый взгляд.
— Конечно! Считается, что им очень повезло, и они ценятся как завидные невесты. Но кроме того, все они очень красивы — только лучших выбирают для Золотого Бога.
— А кто-нибудь из них когда-нибудь описывал… гм… свою ночь в этой башне?
На этот раз был ошарашен Мардук.
— Это было бы не только святотатством, Симеркет, но и бестактностью! Я тебе удивляюсь. Какими человеческими словами можно описать такие впечатления?
— Действительно, какими словами? — с иронией пробормотал Симеркет. Дружное молчание девственниц, несомненно, весьма удобная традиция. И тут, содрогнувшись, он внезапно подумал: а не потребует ли Бел-Мардук с него девственниц по возвращении в Египет? Конечно, он надеялся, что не потребует, очень уж ему не хотелось делаться сводником, даже для божества. А если Всевышний все же пожелает себе подруг, — где он сможет найти их на пыльных дорогах Месопотамии? Вздохнув, он решил подумать над этой проблемой, когда она возникнет.
К этому моменту речные суда окружили их со всех сторон, и движение по Евфрату остановилось. Симеркет почувствовал раздражение, обнаружив, что они застряли на середине реки. Поднявшись, он стал смотреть вперед, чтобы понять, чем вызван затор, но увидел только еще один сюрприз — массивный каменный мост через Евфрат. Он изумленно взирал на бесконечный поток повозок и пешеходов, двигавшихся по нему от одного берега к другому. Мост был настоящим чудом инженерного искусства — почти 200 метров в длину! На двух гигантских каменных башнях лежали широкие деревянные сходни. Поток речного транспорта устремлялся через один сравнительно небольшой проход между башнями — отсюда и задержка в движении.
Во время вынужденного безделья Симеркет принялся разглядывать городские строения по берегам. Мардук это заметил.
— Разве не прекрасны эти стены, Симеркет? — гордо спросил он. — Смотри, они такие широкие, что по ним может в один ряд проехать четверка лошадей!
Симеркет чуть было не совершил бестактность, приготовившись заявить, что при таких толстых стенах Вавилон не должен был так легко сдаться эламцам — он все еще надеялся заставить Мардука открыть ему причину своей печали. Но отдаленное позвякивание колокольчиков задержало его слова, прежде чем он успел произнести их. Он повернулся в сторону, откуда раздался звук.
В северном направлении из города выходила процессия — ослы, нагруженные корзинами с чем-то черным, похожим на обломки блестящих черных камней, погоняемые фигурами в черном. Женщины гагу, о которых упоминал Мардук? В том, что это женщины, сомнений быть не могло. С головы до ног облаченные в напоминающие саван шерстяные плащи, из-под которых виднелись лишь глаза, они никак не напоминали мужчин. Охраняли процессию тоже женщины, но эти были одеты в практичные кожаные доспехи.
— Эти женщины гагу, хорошо они зарабатывают? — спросил Симеркет.
— Они много веков отдавали свое состояние всем царям и принцам в Азии. Если бы эти женщины завтра потеряли свои накопления, то и все здесь пришло бы в упадок — настолько они могущественны.
— А богатство им принесла торговля битумом?
— Вряд ли. Битум — только один из их интересов. Нет, они разбогатели, потому что они ученые, Симеркет, они предсказывают по звездам.
И Мардук рассказал, что предсказания гагу так точны, что к ним прислушиваются цари и военачальники со всего света. Никто, как женщины гагу, не сведущ в таких пророчествах и предсказаниях по части ведения дел, займов, вложения средств и покупок. Все это рассматривается женщинами сквозь призму послания с небес, что и лежит в основании их богатства.
Пока Мардук говорил, Симеркет следил глазами за караваном. Ему показалось, что он увидел там что- то знакомое. Он резко выпрямился и еще раз вгляделся в одну из фигур.
Вот!..
Эта женщина шла рядом с большой двухколесной повозкой, груженной кусками сухого битума. Хотя
