ее действительно чудесные глаза. Хороши... Но морщины, мешки, складки... Ему опять стало жаль ее: «Пропащая баба...»
Подъехали к старым домам. Остановились. «Пустить одну? А если смоется? Да пусть, возиться с ней еще...» — подумал инспектор. К машине подбежал мальчишка и прильнул к стеклу:
— Тетя Анка, дай жвачку!
— Нету.
«Анка!..» — вспомнил Мака. Такое имя было в списке. Нет, ее отпускать нельзя, могут быть неприятности. Он также вспомнил слова Пилии о том, что если невозможно получить деньги, то нетрудно — информацию. Стрекотнув ручным тормозом, он вновь посмотрел в зеркальце. Анка сидела неподвижно. Казалось, понимала, что творится в голове у капитана.
— Пошли.
В квартире был кавардак — в галерее все набросано, навалено, окурки, грязь. Из кухоньки тянуло тяжелыми запахами. Оттуда выглянула крошечная женщина. Неодобрительно покачав головой, сказала:
— Где тебя только носит, стерву?
В тесной комнатке у стола сидела девочка и что-то аккуратно писала в тетрадке. Подняла голову.
— Мама! Куда ты пропала? У меня контрольная по математике, я не могу решить без тебя!
Девочка подбежала к Анке, и Мака заметил, что у нее такие же красивые глаза, как у матери. Потоптавшись и увидев, что окна комнаты зарешечены, он вышел в галерею и сел на расшатанный стул. Осмотрелся. Мебель старинная, но обшарпанная, ветхая. Всюду лежали какие-то салфеточки, коврики, дорожки — очевидно, ими пытались прикрыть бедность, но салфеточки были такие грязные, а дорожки такие пыльные, что только усиливали ощущение нищеты.
«Что с нее возьмешь? Нищенка! Лишь время даром теряю...» Инспектор зевнул.
В соседней комнате Анка лихорадочно рылась в шкафу; дочь о чем-то спрашивала ее, она, не оборачиваясь, отвечала... Нащупала аптечку, а в ней — коробочки со снотворным. Одна, вторая, третья... Снотворного было много, оно осталось еще от любовника, убитого недавно на вокзале. Она схватила все, что нашла, сунула в карманы и лихорадочно обернулась к дочери:
— Сиди тут и не выходи!
Когда она прошла мимо Маки, он шепнул ей в спину:
— Смотри, не колись, хуже будет.
Анка скрылась за дверью ванной, бормотнув что-то. Накинула крючок. Запершись и оглядевшись, села на корточки и стала выдавливать таблетки прямо на пол. Потом собрала их в ладонь и, стараясь не смотреть в зеркало, забросила в рот.
Запивать водой из-под крана было трудно, она высыпала зубные щетки из стаканчика. Стаканчик вонял гнильцой, но Анка этого не замечала. Проглотила несколько пригоршней. Выпив все таблетки, Анка заметила пузырек с «но-шпой», которую принимала мать. Она высыпала и «но-шпу». Запила ее водой и оглянулась вокруг — нет ли еще чего? Но ничего, кроме треснувшей раковины и серой от старости ванны, где Анка в детстве так любила сидеть в пене и играть в кораблики... Собственно, она не изменилась с тех пор — изменилось все вокруг, а Анка осталась той же маленькой девочкой. Все, что было дальше — делала не она. А та, настоящая, лишь наблюдала... Но пришел конец — она не хочет больше наблюдать, надоело. Впереди ничего не светит, одно и то же... да еще тюрьма... Нет, хватит!
Когда Анка, чувствуя тяжесть в желудке, выбралась из ванной, не забыв спрятать упаковки облаток в мусорное ведро, дочь ждала ее с тетрадкой:
— Мама, не понимаю. Вот тут написано — один человек прошел расстояние из пункта А в пункт Б за три часа, а другой — в два раза быстрее...
— Значит, другой очень торопился, спешил! — рассеянно отозвалась она, целуя девочку в голову, шею, щеки.
Мака поднялся со стула. Стараясь не смотреть на мать и дочку, вышел в прихожую. Не оборачиваясь, слышал всхлипы и бормотания. Полез за сигаретой, наткнулся на колечко. Он вытащил его, повертел в руках и, повернувшись, сказал Анке:
— На, отдай...
Анка с мертвым лицом протянула кольцо дочери:
— Возьми, спрячь. Я скоро приду. Учись и слушайся бабушку.
Крошечная женщина выглядывала из кухни, с неодобрением разглядывая нового кавалера своей непутевой дочери.
Когда они ехали в отделение, Мака решил — пусть напишет объяснительную, откуда она взялась на хате, с кем там кололась, — и катится к черту. Его дело — ловить преступников, а не психушных баб. Он пару раз глянул в зеркальце. Анка сидела молча, с закрытыми глазами, будто что-то вспоминала или к чему-то прислушивалась.
«Укололась, точно...» — решил Мака, не особенно хорошо разбираясь, как ведут себя морфинисты, когда уколются — то ли спят, то ли шумят. Сам он никогда этого не делал, не то что Пилия, изучивший все оттенки всякого кайфа. Потому и специалист! Наркотики — дело темное... Если самому не знать, то не врубишься никогда. «Наша область — черная нарколургия, тут надо знать специфику труда и производства...» — хвалился майор.
— Скоро приедем? — вдруг спросила Анка, не открывая глаз.
— Ты что, торопишься? — удивился он вопросу.
— Да, — односложно ответила она.
— Успеешь, скоро...
Когда они поднимались по ступенькам в отделение, он заметил, что ее качает.
«Все-таки укололась, стерва!» — разозлился он и, грубо схватив ее за руку, быстро потащил по коридору. Если выяснится, что он разрешил ей заехать домой, майор будет очень недоволен. Может, она все факты уничтожила в уборной?.. А он, как баран, уши развесил.
— Слушай, ты никому не говори, что я тебе разрешил домой заехать, поняла? — сказал он на всякий случай.
— Кому мне говорить? Меня никто не слышит, — серьезно ответила она.
Встретились два сотрудника. Один из них хохотнул:
— Ну и красотку привел ты, брат! Ее мыть и стирать надо перед употреблением, — и шлепнул Анку по бедру, а второй попросил прислать ее, когда Маке будет не жалко.
Они вошли в кабинет. Майор сидел за столом и читал газету. Анка как-то странно-тяжело, неповоротливо бухнулась на стул и застыла.
— Это еще кто такая? — удивился майор, поднимая глаза и складывая газету. — Ошарашка какая-то вонючая... — Он включил вентилятор.
— Это Анка. Из списка, — ответил Мака.
— А, Анка!.. — покачал майор головой. — Очень хорошо! Под каким забором ты ее нашел?
— В мастерской у Художника.
— Что это с ней? — присмотрелся майор.
Анка сидела боком, тяжело, недвижно, не поднимая глаз.
— В кайфе, сучка! Глаз открыть не может! Эй, ты! — Майор перегнулся через стол и газетой шлепнул ее по щеке.
Анка с трудом открыла глаза.
— Слышишь меня, шалава?
— Идиот, — пробормотала она. — Свинья.
— Что? — Майор еще раз, уже сильнее, щелкнул ее газетой по лицу.
Анка подняла вялую руку и сделала движение, будто отгоняет муху.
— Сейчас я тебе покажу, кто здесь свинья! — угрожающе встал из-за стола майор, но Мака удержал его:
— Подожди, с ней что-то происходит...
— Это с ней всю жизнь происходит! В кайфе беспробудном, вот что с ней. Каликов обхавалась! Или сонников переборщила.
