могли бы засечь его уже по прибытии, уже при проходе через контроль израильской службы безопасности пассажиров или при досмотре багажа на Каструпе и тем самым завершить операцию. Но если это ее личная инициатива, вполне возможно предположить, что ей действительно требуются сутки или двое на подготовку к дороге. Она внимательно следила за тем, чтобы не назвать по телефону Эйлат. Да и повода к тому не было, поскольку и она, и он, и 'Шин-Бет' знали, о чем шла речь. Но, с другой стороны, они могли исходить из того, что ему следовало сделать именно такой вывод.
Она подчеркнула, чтобы он не опоздал на первый автобус на Эйлат, чтобы он находился
Менее одного рабочего дня потребовалось Эрику Аппельтофту, чтобы убедиться, что 'амуниция к оружию убийства' (так Нэслюнд называл шестнадцать патронов калибра 7,62 мм) была подложена в квартиру после первого домашнего обыска. А тот, кто подложил 'материальные улики', явно не представляет себе, как проходит домашний обыск по-шведски.
Протокол конфискованного в квартире Хедлюнда – Хернберг был собран в толстой папке с описью нескольких тысяч предметов по различным подотделам.
Предметы под номерами 537 – 589 – в протоколе 37-Б под рубрикой
Таким образом, корзина для бумаг была тщательно опустошена, а ее содержимое переложено в особый пронумерованный пластиковый мешок, который затем был открыт персоналом, изучавшим конфискованное, и им же описан. Там содержалось столько-то и столько-то скомканных страниц текста такого-то и такого-то содержания, четыре скомканные пачки от сигарет такой-то и такой-то марки, остатки заточенных карандашей, обертки от шоколада марки 'Баунти', два яблочных огрызка, старая цветная лента от пишущей машинки фирмы 'Фасит' и так далее от номера 537 до 589.
Так что совершенно немыслимо, чтобы персонал, опустошая корзину, упустил из виду какую-нибудь малость, которая лежала бы на дне. Кроме того, Аппельтофт поговорил с двумя сотрудниками, которые занимались самой корзиной и упаковкой материалов в мешки. Они очень хорошо помнили, как один держал, а другой перекладывал из одного в другой – так они поступали всегда, и это 'само собой разумелось'. Ничто не могло застрять на дне.
Хедлюнда не очень удивило, когда на допросе его обвинили в соучастии в убийстве. Он просто, как и обычно, отказался отвечать на вопросы в отсутствие адвоката.
Аппельтофт долго колебался, прежде чем позвонить 'звезде' адвокатуры и попросить его прибыть в тюрьму предварительного следствия, чтобы можно было провести краткий допрос с включенным магнитофоном или без, все равно. Правда, дело было накануне Сочельника, но зато это было важно да и времени заняло бы немного, и, вероятнее всего, это пойдет на благо подозреваемого. Имелись некоторые признаки того, что 'русская амуниция' попала в его квартиру
Аппельтофт испытывал чувство отвращения, когда ему пришлось рассказывать об этом адвокату. Но справедливость должна восторжествовать, если даже она и горька на вкус. Сказанное адвокату произвело нужный эффект, и уже через двадцать минут он был на месте, и теперь они все трое сидели в зале для заседаний, окна которого не выходили на тюрьму Крунуберг. В своем портфеле Аппельтофт принес книгу и два маленьких пластиковых мешочка с шестнадцатью патронами и фрагментами разрезанных листов 'Путешествия Гулливера'.
Аппельтофт разложил предметы на пустом столе. Он сидел напротив неприятного ему молодого поклонника терроризма и столь же неприятного знатока-адвоката. Адвокат демонстративно выложил на стол магнитофон, включил его, кивнул своему клиенту и откинулся назад, а руки сложил крест-накрест.
– М-м, – сказал Аппельтофт скованно и нервно, – Хедлюнд, я предполагаю, что у тебя уже есть определенный ответ вот на это, – и показал на патроны. – Значит, ты отрицаешь, что это твои патроны, так, да?!
– Это вы подложили их туда. Наверное, именно так все делается при этой 'прекрасной буржуазной демократии', – ответил поклонник терроризма.
– Нет, это не о нас. Но вопрос в другом: как это попало на твою книжную полку?
– Не я должен отвечать на этот вопрос.
– Вполне возможно, что не ты. Но я просто хочу знать, может быть, у тебя есть какая-нибудь идея или предположение, как это все туда попало.
– Вряд ли моему клиенту стоит заниматься расследованием для полиции безопасности, – прервал адвокат.
Аппельтофт решил сначала взять себя в руки, а потом уже отвечать.
– Конечно, нет, – сказал он спокойно, полностью контролируя себя. – Но у нас есть повод думать, что этот товар попал туда уже после первого домашнего обыска. Вопрос в таком случае в следующем: не можете ли вы подсказать нам, что могло произойти?
– Да, – сказал поклонник терроризма. – У меня есть точка зрения на это. Если не принимать во внимание то, что у меня нет русского пистолета, что я вообще не умею обращаться с подобным оружием, то речь может идти о книге.
– А что с книгой? – нетерпеливо спросил Аппельтофт.
– Если бы я стал резать одну из своих книг, чтобы спрятать патроны, то я бы, черт возьми, не стал резать библиографический раритет. Эта книга стоит от 200 до 250 фунтов. Но ваши павианы, конечно же, не знали, что они резали. Я потребую возмещения ущерба, вот так и знайте, черт возьми!
Аппельтофт задумался, ему было не по себе оттого, что эти двое, напротив, напряженно смотрят на него, а магнитофон адвоката продолжает крутиться.
– Да, – сказал он наконец, – это, наверное, не глупая идея. Вопрос, от кого вы будете требовать возмещения.
– Это не такой уж сложный вопрос, – сказал адвокат, – поскольку полиция несет ответственность за опечатывание после обыска. Но я хочу спросить: что заставило вас полагать, что мой клиент не несет ответственности за это?
