– Кухню с тех пор обновляли, – возвратившись, сказал он. – Но именно в этом сила и слабость полиции, вот эффект строгого раздела на секции.
– То есть? – спросил Карл.
Старик стал объяснять. В шведской 'полиции', то есть в полиции безопасности, все строго разбито на секции, никто не знает, чем занимается коллега в соседней комнате. В чисто профессиональном плане – это преимущество. Если сюда попадал диверсант – ну, например, как Берглинг, арестованный несколько лет назад, – то он мог нанести лишь ограниченный вред, поскольку у него не было возможности знать обо всем.
А недостатки – чисто оперативного свойства, что Карл обрисовал сейчас очень эффектно. Различные группы расследования, работающие одновременно в полиции, возможно, могли бы найти решение намного быстрее. Но об этом решении никто не знал, поскольку оно появилось не раньше, чем были собраны различные кусочки всей картины, а отсюда и такая затянувшаяся неуверенность. А у руководства, то есть у Нэслюнда, общий взгляд, конечно же, есть.
– Вот это-то меня и печалит, – сказал Карл, – потому что я не доверяю ему...
– Э! Он такой же идиот, как и его предшественник, этот влюбленный в Израиль Фронлюнд или как его там, черт возьми, зовут...
– И потому что он довольно откровенно предложил мне убить шведского журналиста во время предстоящего его захвата, – продолжил Карл.
– Кого это? – спросил Старик тихо.
– Эрика Понти из 'Дагенс эхо', если ты знаешь, кто это.
– Бог мой! Значит, Понти должен быть убийцей?
– Нэслюнд делает вид, что верит в это, но в наших материалах таких доказательств нет.
– А как выглядит ваш материал? Не бойся потерять время, расскажи самое важное, ибо мы рискуем не только тобой как оперативником, но и гораздо большим. Ну?
Карл подробно рассказал о пребывании Эрика Понти в Осло и о единственном телефонном разговоре, связывающем Понти с остальными схваченными, о расплывчатом материале, хранящемся в архиве 'фирмы', на Понти.
Сидя в полумраке под картиной, на которой был изображен большой французский петух. Старик походил на филина. Его брови как-то по-птичьи устремились вперед, словно Старик зачесывал их таким образом либо специально ухаживал за ними. Наконец Карл закончил, но Старик продолжал молча сидеть и смотреть в свой стакан.
– Нэслюнд – идиот, – сказал он наконец. – Этот дурак не понимает последствий такой операции. Это будет самым большим скандалом и для нас, и для полиции. Твоя фотография и имя попадут во все газеты. Дело будет разбираться во всех инстанциях: инспектором и канцлером юстиции, дисциплинарным бюро полиции, провинциальными судами, судом всего королевства, высшим конституционным комитетом риксдага. Европейском судом и самим чертом. Какой идиот!
Карл впервые видел Старика возмущенным. Тот налил себе еще виски, не предложив гостю.
– И если не считать, что эта операция – просто идиотизм, то Понти, конечно же, не имеет к этому делу никакого отношения. Не так ли? – спросил Старик, словно проверяя себя. Но, не дождавшись ответа, продолжил: – К тому же наши планы о новых оперативных работниках на 'фирме' полетят к черту: ведь всплывет вся твоя подноготная, и все мы останемся с носом. Так, на чем мы остановились? Ах да... и, кроме того, Понти не имеет никакого отношения к этому, да?
– Конечно же, нет, – ответил Карл. – Я не верю, что Нэслюнд знает больше, чем мы, о том, кто мог застрелить полицейского. Но я думаю, что Нэслюнд надеется одним ударом убить двух зайцев. Он хочет, чтобы внешне все выглядело так, будто убийца выслежен и убит, и еще он хочет подобрать 'старого гуся'.
– Знаешь, я тоже так подумал, – протянул Старик. – Но noch ist Polen nicht verloren[41]. А мы его остановим!
– То есть как?
– Слабость конструкции Нэслюнда в том, что Понти, вероятнее всего, не имеет отношения к этому делу. А сила его позиции в том, что в материале расследования существуют странности именно с Понти, и прежде всего его норвежская поездка, не правда ли?
– Да, насколько я понимаю.
– Ну тогда мы узнаем, зачем Понти был в Осло, и этот след для вас в полиции исчезнет.
– Как?
– Спроси его. Это бывает полезно. Спроси его, зачем его носило в Осло?
Карл задумался над этим хотя и совершенно логичным, но все же вздорным предложением. Попытался даже сказать, что это означает нарушить любое мыслимое правило службы безопасности. Старик спокойно ответил, что полиция могла бы взять свои правила и засунуть их в задницу. Существует разница между божьим законом и человеческим предписанием.
– Кроме того, – объяснил далее Старик, – мы же окажем полиции услугу. Ведь тем самым мы спасаем полицию от паскуднейшей ситуации, в которую эти идиоты могли бы вляпаться. Ну ладно, у нас есть и собственные интересы. Налоговое управление или куда ты там попадешь после этой истории? В мореходство в Норрчёпинге, я думаю. Так вот, один из наших информаторов попал туда, после того как 'прокололся'. Итак, к делу. Спланируем нашу операцию.
Тут Старик вспомнил, что стакан Карла пуст. Когда он наполнял его, рука слегка дрожала – он то ли чувствовал себя неважно, то ли был слишком возбужден.
Старик дотошно расспросил о деталях, связанных с Понти. Значит, они держат его под колпаком, наблюдают за ним, прослушивают его домашний телефон, вероятно, просматривают его почту. Может, добрались и до корреспонденции, поступающей на Шведское радио. Но по некоторым техническим и
