Магнуса, его дружинники были большими лентяями. Магнусу было очень сложно заставить их посвящать хотя бы половину своего времени труду в качестве плотников и корабелов — единственной работе, которую они сразу же не называли рабской. Остальное время, как они утверждали, они отдавали оружейным забавам, чтобы хорошо послужить, когда это понадобится. Однако в глазах Магнуса больше всего времени они проводили, утоляя жажду пивом.
Но в любом случае Магнус мог выставить дюжину дружинников и с грехом пополам вооружить восемь дюжин своих бондов из двух селений, расположенных по направлению к Форсхему. Его дружина вряд ли смогла бы заставить колебаться чашу весов в борьбе за королевский престол. Но важнее было другое: как повести себя в этой борьбе, за кого выступить. И если одна половина рода, из Западного Геталанда, выступит за или против Эрика сына Эдварда, то решающим все равно окажется то, какую позицию займет вторая половина рода, из Бьельбу в Восточном Геталанде.
Магнус отправил гонца за своим младшим братом Биргером, который, хотя и не был старшим или первым по положению, все равно выступал от имени рода Бьельбу во многих сложных вопросах. В том, что касается переговоров, Биргера считали и хитрым, и справедливым. Несмотря на то что его щеки еще покрывал юношеский пушок, многие предсказывали ему высокое положение в королевстве. Причем не важно, кто будет управлять королевством, ибо род Бьельбу располагал огромным количеством как земли, так и дружинников.
Биргер, постоянно улыбающийся, примчался, словно снежный вихрь, вечером, до появления других гостей. Под громкие крики он подкатил на своих санях прямо к длинному дому, так круто повернув, что снег взметнулся из-под полозьев. Он быстро соскочил с саней, предоставив распоряжаться ими подбежавшим рабам из конюшни, и сбросил на землю убитого волка, чтобы его сразу же могли отнести в дубильню и ободрать; многие из рабов считали, что мертвый волк, находящийся поблизости от человеческого жилья, может принести несчастье.
Затем он забросил на спину тюк с праздничной одеждой и направился в длинный дом. Магнус поспешил выйти, чтобы встретить его. Войдя в дом и увидев Сигрид, Биргер поприветствовал ее с уважением и некоторой осторожностью и сразу же начал хвалить постройку. Под предводительством Сигрид и с Магнусом, поспевавшим сзади, Биргер обошел зал, наслаждаясь теплом, идущим от выложенной камнем короткой стены с очагом, в котором пылали чурки. Потирая руки от восхищения, он тут же выбрал себе постель, кинул на нее приготовленную для переодевания одежду и стянул покрывало. Подойдя к скамье рядом с огнем, он принялся рассказывать о своем путешествии по льдам Веттерна, о том, как он заметил стаю волков, как лошадь легко обогнала их на тонком снежку, покрывавшем лед, и как он застрелил волка, который, к несчастью, застрял в полозьях саней, так что остальные успели убежать.
Потом он привычно протянул руку, и ему сразу же была подана кружка пива, причем Биргеру потребовалось для этого лишь бросить взгляд в сторону раба, разливавшего пиво. Он выпил за здоровье своих хозяев и громко, довольно выдохнул.
Магнус чувствовал, как младший брат, полный жизненных сил, для которого, казалось, нет ничего сложного или невозможного, почти подавляет его. Взять, к примеру, хотя бы то, что Биргер один отправился на санях через непрочный лед в плохую погоду и проехал за день путь из Бьельбу в Арнес без малейшего затруднения. Все это заставляло Магнуса думать о том, какими непохожими могут быть братья, если у них общий отец, но разные матери.
Прошло некоторое время, прежде чем они обсудили дела родственников в обеих усадьбах и Магнус застенчиво смог начать непростой разговор: о том, поддержать или не поддержать Эрика в его борьбе за престол.
Вопрос не показался Биргеру сложным. Он тут же принял решение. — Бесспорно и истинно, — сказал он, протягивая руку за новой кружкой пива, — что этот Эрик сын Эдварда — человек, который либо закончит свои дни королем, либо станет на голову короче, или и то и другое. Это ведь знают все. Но при теперешнем положении нам нельзя ввязываться ни в какую борьбу. Он не может восстановить Восточный Геталанд против Западного Геталанда или наоборот. Возможно, он расположит к себе свеев, с кровавым языческим жертвоприношением или без него. Если это ему удастся, тогда мы и посмотрим, чью сторону принять. Ну и хватит об этой безделице. Когда мы уже наконец сядем за стол?
Приезд Эрика сына Эдварда в Арнес на следующий день был пышно обставлен. Он прибыл на четырех санях в сопровождении двенадцати дружинников, словно уже был конунгом или, по крайней мере, ярлом. Кроме того, он пожаловал на четыре часа раньше, чем его ожидали. Оказалось, Эрик ехал из своей усадьбы Ладос у Лидана не один день, он остановился на ночь у человека конунга Сверкера в королевской усадьбе Хусабю, проехав едва ли полдороги. Правда, о том, что произошло там в течение столь короткого гостевания, он говорил с большой неохотой.
Мясо было пока еще полусырым, репу только несли в поварню, а Сигрид едва успела подмести зал и повесить тканые полотна, так что после короткого приветствия, когда можно было глотнуть пива и отведать белого хлеба, который был гордостью Арнеса, общество по возможности разделилось, чтобы провести время без отвращения друг к другу. Магнус попросил старшего дружинника позаботиться о его братьях по оружию из Ладоса, разместить их и утолить их жажду, Сигрид взяла с собой Кристину, чтобы осмотреть дом и обойти все новые постройки в усадьбе, а сам Магнус повел Эрика сына Эдварда к укреплениям.
Наверху ничто не произвело на Эрика большого впечатления. Он полагал, что стены слишком низкие и непрочные, что двойной ров — странная выдумка и что глубокие рвы все равно не помогут защитникам зимой, когда лежит лед. Он продолжал в том же духе, все время сводя разговор на собственное строительство, с которым он сравнивал хозяйство Магнуса, прежде всего строительство церкви у Эриксберга, которое было уже почти завершено. Разумеется, он использовал труд английских каменщиков, которых взял из рода своего отца. Эрик сказал, что он охотно одолжит их Магнусу к весне, прежде чем отправить домой.
Магнус спокойно выслушал его. Если стены в Арнесе были слишком низкими и непрочными, то они были слишком низкими и непрочными и для конунга. Если бы в крепости находился конунг, то осаждающих было бы больше и они запаслись бы большим терпением, чем если бы там был простой купец. Несложно было заметить, что Эрик сын Эдварда уже воображает себя конунгом.
Магнус чувствовал себя неуютно в его обществе. Тот был выше и тяжелее, что заставляло его говорить и вести себя так, будто он здесь хозяин, а не гость.
Тем более приятный сюрприз ждал Магнуса, когда они покинули укрепления и начали осматривать конюшни и дом. Строительство из длинных сосновых бревен, лежащих друг на друге, было новшеством, и большой, полностью выложенный камнем очаг в длинном доме с тремя большими дымоходами у потолочных балок также стал новостью для Эрика сына Эдварда: у него дома по-прежнему строили, ставя бревна вертикально и скрепляя их соломой и глиной.
Магнус тотчас же пришел в хорошее расположение духа, рассказывая о строительстве, хотя в глубине души знал, что это Сигрид убедила его во всем новом. Но он все равно был уверен, что она не рассердится на него за то, что сейчас он описывал Эрику всю эту большую работу как свою собственную.
Когда Эрика сына Эдварда пригласили в зал и он почувствовал тепло, исходящее от каменной печи у почетного места, он тут же начал расточать громкие похвалы, подошел и провел рукой по бревнам, чтобы убедиться в том, что они совершенно не пропускают холод. Пока опасному гостю подносили пиво, Магнус застенчиво рассказал, что здесь на севере, где лес Суннанскуг встречается с лесом Нурданскуг, так много древесины, длинных сосновых бревен, что можно строить иначе, чем, например, в Лидане, где доступен в основном лиственный лес.
Пиво дарило тепло, и Магнус воспрянул духом.
У Сигрид были другие затруднения, когда она показывала хозяйство своей родственнице Кристине. Отношения между ними могли быть лишь холодно-вежливыми, поскольку Кристина начала ссориться и с монахами, и с конунгом, утверждая, что по крайней мере часть Арнеса должна принадлежать ей и что она никогда в жизни не отдала бы свою долю наследства каким-то монахам.
Но этот вопрос лучше было не затрагивать сейчас, в отсутствие их мужей. Если об этом зайдет речь, то лучше, чтобы все, кто имеет право говорить об этом, были собраны в одной комнате.
Кристине оставалось лишь удивляться всем тем разнообразным мастерским, которые выросли вокруг усадьбы. Они не стали спускаться к дубильне из-за неприятного запаха, но сходили в поварню, к каменотесам, кузнецам, бочарам и прядильщикам, прежде чем зайти в амбары и одно из жилищ рабов. Там
