плохое в хорошее.
Арн миновал неприятные детали. Пьяные бонды ошиблись, думая, что смогуть убить беззащитного с виду монашка, которого сам рыцарь Храма Господня учил искусству владеть мечом. И потому сражение было недолгим. А чуда тут нет, как не было его и в Аксевалле.
Однако в этой истории было другое чудо — чудо любви. Ибо здесь можно было действительно узреть несказанную доброту Девы Марии и заботу о тех, кто уповает на Нее, хотя настоятель не видел или не понял этого. Арн застыдился своих дерзких слов об отце настоятеле, но никто в зале не рассерлился и не прервал его, так что он уверенно продолжил рассказ.
Долго молились Пресвятой Деве девушка по имени Гудрун и юноша Гуннар. Они так любили друг друга, что скорее желали умереть, нежели отказаться от счастья быть вместе как муж и жена, с благословения Господня.
Но Гудрун насильно выдали замуж за другого. В мрачном отчаянии она убежала со свадебного пира, прежде чем молодые должны были отправиться в спальню, и выбежала на дорогу, где ей навстречу попался тот самый монашек, который ничего не ведал, но которого Пресвятая Дева Мария послала на помощь Гудрун. Так девушка была спасена от горькой доли с нелюбимым мужем, ибо он был из тех, кого убил в сражении монах.
Настоятель собора нуждался тогда в новом управляющем в своей усадьбе, где происходила та самая свадьба, и им сделался Гуннар. Они с Гудрун смогли пожениться и теперь счастливо жили вместе. Их любовь с помощью Пресвятой Девы Марии победила все запреты, обычаи, правила, ибо любовь сильнее всего на свете. Именно это и показала Пресвятая Богородица, ответив на сердечные молитвы Гудрун и Гуннара и вознаградив их за то, что в самые трудные времена они возложили все упование на Нее.
В конце рассказа Арн прочитал стихи из Священного Писания о всепобеждающей силе любви: он знал их наизусть на своем родном языке и мог процитировать когда угодно. Своим чтением он произвел огромное впечатление на сидевших за столом, и больше всего — на Сесилию. Именно на это он и рассчитывал.
Священник из Хусабю, задумавшись, подтвердил, что прочитанные Арном стихи — действительно слова Божий. Любовь — такое чувство, прибавил он, что она поистине способна совершить чудо, и в Священном Писании — множество тому примеров. Однако гостям это было понять трудновато, ибо большинство людей, живших по заведенным в Западном Геталанде обычаям, играли свадьбы по совершенно иным причинам, нежели те, которые были у Гудрун и Гуннара. Однако Арн поведал всем эту историю в очень хорошем церковном истолковании, и потому священник из Хусабю присоединился к его мнению. Пресвятая Дева воистину явила чудо любви и веры, а не меча и насилия. Здесь есть чему поучиться.
Сидящие за столом смутно представляли себе, чему же можно поучиться, даже если рассказ был чудесным. Однако священник не стал вдаваться в подробности, а после ужина и совершения молитвы он отозвал Альгота в сторону и завел с ним беседу, которая осталась никому не известной.
Вероятно, эта беседа заставила Альгота изменить направление его мыслей, и на следующее утро он сам спросил Арна, не хочет ли тот в этот прекрасный весенний день взять Сесилию с собой на прогулку. Юношу не пришлось долго упрашивать.
Так и случилось, что в этот первый по-весеннему теплый день, когда дул легкий ветерок, Арн и Сесилия ехали верхом, бок о бок, взбираясь по южным склонам Чиннекулле. Распустилась верба, повсюду звенели ручьи, и лишь местами на земле лежал снег. Сперва они будто бы не осмеливались заговорить друг с другом, несмотря на то что наконец оказались наедине: дружинники, сопровождавшие их, держались на почтительном расстоянии и не могли их услышать. Все то, что Арн говорил ей в ночных жарких мыслях или во время бешеной скачки на Шимале, когда он выкрикивал признания в любви в небо, сквозь ветер, — сейчас сказано не было. Вместо этого он запутался в ребяческих описаниях достоинств своего коня и того, почему кони из Святой Земли гораздо лучше других.
Сесилию, казалось, все это мало интересовало. Но она слушала, улыбаясь, словно поощряя его говорить. Она тоже вела долгие мысленные беседы с Арном в своих ночных грезах, хотя всегда представляла себе, что это он первым произнесет заветные слова, а она ответит ему. Но, обсуждая свойства лошадей, она стала немногословной.
Арн был уже близок к отчаянию из-за своей застенчивости и робости, не зная, как ей сказать самое важное, и он начал внутренне молиться Пресвятой Богородице, чтобы получить хоть каплю той силы, которую имела Гудрун. И сразу же ему на ум пришли нужные слова, будто Госпожа Небесная мягко направила его на верный путь. Он придержал Шималя, беспокойно обернулся на дружинников, державшихся на расстоянии, и, глядя на Сесилию и чувствуя в душе ликование, прочитал такие стихи:
Услышав слова Божий, которые были и словами юноши, обращенными к ней, Сесилия остановила коня и взглянула на Арна, ведь с самого начала она говорила с ним именно глазами, и взгляды их до сих пор выражали все самое откровенное. Она молча сидела в седле, и грудь ее вздымалась.
— Если бы ты знал, Арн сын Магнуса, как я ждала этих слов, — сказала она наконец, глядя на него. — Я ждала их с тех пор, когда наши глаза впервые встретились во время пения. И больше всего на свете я желала бы быть твоей.
— Я — твой, Сесилия дочь Поля, навсегда твой, — ответил Арн, и его торжественные слова звучали как молитва. — Это правда, что ты взяла мое сердце при первом же взгляде, как говорят стихи. И я ни за что не хочу разлучиться теперь с тобой.
Влюбленные молча ехали еще некоторое время, пока не увидели старый, наполовину засохший дуб, склонившийся над речушкой. Они сошли с коней и сели на землю, прислонившись к дубу. Дружинники из Хусабю сперва в сомнении остановились и, казалось, заспорили о том, приближаться им или нет. Шум воды заглушал голоса, и они ничего не слышали на таком расстоянии. Наконец они все же решили остаться на месте, но не терять Сесилию с Арном из виду.
А те взяли друг друга за руки, не говоря ни слова. Оба они ощущали в себе чудо.
Наконец Арн промолвил, что должен вернуться в Арнес, как бы ни было трудно им разлучаться, и все рассказать своему отцу Магнусу. Может быть, полагал Арн, они успеют уже к лету объявить о помолвке.
Сесилия сперва обрадовалась его словам, но потом словно тень пробежала по ее лицу.
— Скорее всего, мы столь же нуждаемся в заступничестве Пресвятой Девы Марии, как и те Гудрун с Гуннаром, о которых ты так красиво рассказывал, — серьезно произнесла она. — Ибо наша любовь должна преодолеть суровые испытания и большие препятствия, о которых ты, наверное, и сам знаешь.
— Нет, я ничего не знаю, — ответил ей Арн. — Больших препятствий не бывает, как не бывает горы, слишком высокой, или леса, слишком густого, или моря, слишком широкого, которое не переплыть. С помощью Божией мы все одолеем на своем пути.
— Вот о помощи этой нам и надо усердно молиться, — сказала она, опустив глаза. — Мой отец — человек Карла сына Сверкера, а твой — человек Кнута сына Эрика, это все знают. Поэтому мой отец опасается за свою жизнь, и, пока Карл жив, он не осмелится породниться с Фолькунгами. Мой любимый Арн — какое счастье называть тебя так! — получается, что наша любовь имеет больше препятствий, чем если бы мы переплывали море, пока Карл сын Сверкера остается королем и мой отец служит ему.
