Примерно в то же время был создан комитет против пыток политических заключенных, развернувший всеобщую кампанию против государственного преследования пойманных борцов РАФ. В бункерах Штамхайма постоянно горел свет, а стены в камерах были абсолютно белые. Заключенных полностью изолировали от внешнего мира. Казалось, цель государства - мучить осужденных террористов, довести их до самоубийства или сумасшествия.
Мартин входил в один из комитетов. Он не знал, что это фактически была одна из организаций РАФ, а думал, что в рамках общей гуманитарной программы речь шла просто о протестах против немотивированных и жестоких полицейских действий. Он ведь сам стал жертвой такого насилия.
Его последние иллюзии по поводу демократии в Германии исчезли после того, как полиция совершила нападение на квартиру, где он жил вместе с еще тремя активистами комитета.
Их сильно избили. Вероятно, Мартину досталось больше других: из всех троих он был самым рослым.
Их арестовали по подозрению в участии в криминальных группировках. И прокурор потребовал для каждого по пять лет тюрьмы, утверждая, что комитеты были 'только прикрытием для террористов банды Баадер-Майнхоф'. У него был адвокат, по особым причинам сражавшийся как лев: он добился для Мартина освобождения. Спустя год этот адвокат сам был схвачен и осужден на десять лет тюрьмы как террорист.
Мартин Вер замолчал, услышав, что остальные направляются в гостиную, потом закончил:
- Вот почему я стал таким. Теперь у меня не осталось никаких иллюзий. Я ощущал себя немцем. Но с того времени я больше не немец. Эта чертова система должна быть уничтожена.
- Если мы не нарушим буржуазную идиллию, то можем продолжить наше собрание, - сказала Фредерике Кункель, входя в комнату вместе с остальными.
Он повторил свои требования. Новое оружие, поскольку его револьвер покоится на дне Эльбы - ведь из него он стрелял в охранника. Деньги - ему в руки завтра же, чтобы перевести их в Швейцарию, а значит, и короткий отпуск.
Они возражали против поездки в аэропорт из соображений безопасности. Карл посмеялся над ними, заявив, что никому в голову не придет подозревать террористов Западной Германии в переводе награбленных денег в швейцарский банк. К тому же он не находится в розыске.
Им пришлось еще раз собрать короткое, всего на час, совещание на кухне и прийти к выводу, что он слишком неопытен, чтобы их перехитрить.
Когда Карл поднялся на второй этаж, Моника уже спала. Он подошел к кровати и пощупал ее лоб. Похоже, у нее все же была небольшая температура. Если она отлежится пару дней, то рана быстро затянется. Он подумал, что теперь у нее есть еще одна особая примета - грубый шрам около восьми сантиметров с левой стороны между пятым и шестым ребрами. Внезапно он почувствовал прилив нежности, но, как бы запрещая себе это, быстро поднялся и вышел на балкон. Взял кассету с записью сонаты ми- мажор Бетховена, надел наушники, не включая света, сел на диван и стал слушать музыку.
Чтобы отогнать мысли о Монике, Карл стал думать о Мартине Бере.
Рассказ Мартина потряс его. Неужели полиция могла осудить, зарегистрировать, сделать гражданами второго сорта, наложить запрет на работу в демократическом государстве и так далее? По всем его понятиям, история, рассказанная Мартином Бером, была абсолютно невероятной. Ничего подобного не могло произойти в Германии Бетховена и Гёте.
Но он поверил этому. Во время рассказа он вглядывался в Бера все с большим вниманием. Лицо его было спокойным и уверенным. Рассказ был убедителен, логичен. Вполне похоже на правду, что заключенные - члены РАФ подвергались неоправданным и ненужным жестокостям в бункерах Штамхайма. А значит, протест - дело справедливое. В результате ведь Мартину Беру запретили работать. Он был учителем в начальной школе или только готовился им стать. Государство заявило, что не доверяет ему обучение своих детей, и он в конце концов стал террористом. Это - с одной стороны.
А с другой - он убил двоих. Следовательно, за это он мог получить пожизненное заключение. Карл сам должен был передать его в руки правосудия.
А ведь сам Карл убил четверых. И за храбрость получил медаль Густава III.
Главное - не сойти с ума, подумал он.
Он летел в Цюрих с ручным багажом - всего несколько книг, только что купленные музыкальные кассеты и десяток западногерманских газет. Деньги, якобы предназначенные для его счета в Цюрихе, уже лежали вместе с его рапортом в камере хранения на Центральном вокзале Гамбурга. Он решил не ломать себе голову над тем, какое решение будет принято Ведомством по охране конституции. Карл не очень-то надеялся, что оно посчитает добычу достаточно большой, и, возможно, удар уже будет нанесен к тому времени, когда он вернется в Гамбург. Хотя он просил информировать его заранее. Но вероятнее всего, они выберут альтернативный вариант: расширить операцию и захватить заодно и группу Зигфрида Хаузнера.
Карл развлекался, читая газетные версии ограбления банка. Информация была путаной и противоречивой, хотя в одном пресса была единодушна: было очевидно, что это новое ограбление - дело рук РАФ. Гамбургская 'Абендблатт' была ближе к правде и точнее других утверждала, что стрельбу, вероятнее всего, открыли не грабители, а охранник, легко ранивший одного из террористов. Казалось, не было ни одной ошибки и никаких спекуляций о Рэмбо-Грабителе. Впрочем, другие новости преподносились совсем иначе; немецкий сезонный рабочий и еще пять человек были убиты в никарагуанской провинции, за всем этим стоят 'контрас'.
А в 'Бильде' все было наоборот. Через всю первую страницу белыми буквами по черному фону шла надпись:
РЭМБО-ГРАБИТЕЛЬ СНОВА НАНЕС УДАР
ПЯТЬ РАНЕНЫХ
КРОВОПРОЛИТИЕ В БАНКЕ
И единственная фотография - окровавленный мраморный пол в банковском зале и на заднем плане, размыто, - носилки, на которых лежал раненый.
Газета сообщала, что на этот раз Рэмбо-Грабитель был вооружен автоматом и действовал вместе с двумя точно не опознанными полицией членами РАФ из 'основного ядра'. В Ведомстве по охране конституции подтвердили эту версию, но сказали, что они не имеют какой-либо более точной информации. Когда полицейский, который ее хотел давать показаний, появился в зале одновременно с охранником, Рэмбо- Грабитель открыл огонь по посетителям банка, чтобы отвлечь внимание служащего, а потом хладнокровно выстрелил в охранника и направил свой автомат в полицейского, который предпочел сдаться. Охранник был на волосок от смерти, но ему повезло: он дернулся как раз в тот момент, когда прозвучал выстрел, и тем самым сохранил себе жизнь.
Наконец, установлен факт участия в ограблении Рэмбо-Грабителя - полиция по каким-то причинам не хочет его называть, даже отказывается подтвердить, что речь идет о нем, хотя это совершенно очевидно. Поскольку этот страшный человек присоединился к террористам, он наводит страх лишь одним своим появлением. Это была кровавая акция.
Карл довольно быстро просмотрел газеты. Что-то странное было в том, что 'Бильд' не называет Рэмбо-Грабителя. Это только придавало большую таинственность и усиливало накал страстей. А кроме того, могло возбудить подозрение у его случайных товарищей по группе на Брайтештрассе.
Он сунул газеты в карман кресла перед собой и попытался разглядеть что-нибудь в окне. Но ничего не было видно: земля была закрыта сплошными облаками.
Карл подумал о Монике. Она напоминала ему Тесси, если бы только немного американизировать ее двусмысленную немецкую полуулыбку, и если бы у нее были длинные волосы, как на полицейских плакатах, то...
Нет, я не должен делать глупостей, повторил он про себя.
Когда Карл читал о себе в газетах, он прежде всего представлял Мартина Бера и его фотографию розыска, сделанную, судя по одежде и виду, когда Мартин был арестован полицией, избит и подавлен. Мартин все больше и больше менялся по мере приближения момента ограбления. В конце концов Мартин
