предоставил кров мне и моей семье. Ну а теперь, — продолжала она мрачным тоном, не без удовольствия отметив, что Филипп не пытается возражать, а молча с каменным лицом, смотрит на нее из противоположного конца кухни, — настало время показать тебе дом. Уверена, ты с интересом убедишься в правильности своих замечаний о моем «богатом наследстве» и «легкой, приятной» жизни, — со злой иронией в голосе добавила она и быстро вышла из кухни, не заботясь о том, следует ли за ней Фил.
— Ну, так что — получил, наконец, представление о моем «роскошном» образе жизни? — спросила Айрис некоторое время спустя, широко распахивая дверь в очередную комнату. Здесь, как и в других помещениях, которые они уже осмотрели, было пусто: ни ковров, ни мебели, ни занавесок.
По мере того как молодые люди переходили из комнаты в комнату, лицо Филиппа становилось все более суровым и хмурым. Казалось бы, для Айрис это должно было служить своеобразной местью за все те злые, несправедливые слова, которые он произносил по поводу ее «блистательной» жизни. Но она вдруг почувствовала страшную усталость от всей этой бестолковой беготни.
— Там есть еще много комнат, подобных тем, что ты уже видел, — сказала она, тяжело вздыхая. — Правда заключается в том, что мы практически разорены. Чарлз спустил почти все свое наследство к тому времени, когда мы поженились. Но пока он был жив, это не имело значения. Я была счастлива, что имела дом, где могла присматривать за мамой и ребенком. Но после того как Чарлз погиб… — Она замолчала на минуту. — Последние несколько лет я пускаю постояльцев, чтобы иметь возможность оплачивать хоть часть расходов по содержанию Холла. Но теперь придется продать его, потому что я не могу больше брать в долг, чтобы кормить и одевать семью. Так что обвинение в том, что я вышла замуж за Чарлза из?за его богатства, звучит злой шуткой.
Филипп по?прежнему молчал. Он смотрел на Айрис из?под темных бровей острым, проницательным взглядом. Затем медленно прошагал по старому дубовому пыльному полу к окну и уставился в него невидящим взглядом.
— Я, кажется, должен извиниться перед тобой, — сказал он, наконец.
Его хриплый, приглушенный мрачным настроением голос гулко отдавался в пустой комнате. Филипп продолжал смотреть в окно на парк, который уже стал едва различимым в сгущающихся сумерках зимнего вечера.
— Этому, конечно, не может быть прощения, но я подумал… — Он остановился, тихо ругнувшись, и быстро провел рукой по густым курчавым волосам. — Все те старинные картины и антикварная мебель внизу?..
— Это только витрина. То, что ты видел в холле, гостиной и столовой — мебель и картины, — немногие свидетельства былого великолепия. Наши спальни выглядят по?спартански — в них только самое необходимое. Правда, мне удалось привести в относительно приличный вид три гостевые комнаты — для постояльцев. Вот, пожалуй, и все. Большая часть убранства Холла давно продана.
— Боже мой! — взорвался Филипп, стремительно развернувшись лицом к Айрис. — Скажи ради всех святых, почему ты ничего не сказала мне?! Я мог бы позаботиться о вас, и тебе бы не пришлось продавать дом или мебель. — Он плотно сжал губы, оглядывая пустую комнату.
Айрис смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в силах произнести ни слова. Затем она оторвалась от стены, на которую опиралась, и все ее хрупкое тело затряслось от нервного смеха.
— Фил, ты просто неподражаем! — Она качала головой, смахивая дрожащими пальцами бежавшие слезы.
— Не нахожу ничего смешного в твоей ситуации, — сердито сказал он.
— Если бы я не смеялась над твоим глупым вопросом, мне пришлось бы кричать от отчаяния и злости. — Она устало покачала головой. — От умного, преуспевающего бизнесмена я ждала большей проницательности. А ты до сих пор не понял, почему я согласилась выйти за Чарлза замуж?
— Я считал… я подумал, ты выбрала его, потому что Олдфилд был более выгодной партией. У меня ведь тогда ничего не было и…
— Господи! Нельзя же быть таким идиотом! — нетерпеливо перебила она. — Ответ очень простой — я не могла сообщить о себе и ребенке: ты, не желая себя связывать, не оставил адреса.
— Это неправда! — крикнул он с ожесточением.
— Что неправда? — спросила Айрис устало. — То, что ты поклялся в вечной любви и обещал жениться на мне? Или что, сделав мне ребенка, быстро смылся в Америку?
— Поверь, я, и представления не имел, что ты ждешь ребенка, — убеждал он молодую женщину.
— О беременности, положим, ты мог и не знать, я сама о ней не догадывалась, пока не стало слишком поздно. Но ты предпочел исчезнуть, уверенный, что тебя никто не разыщет. Скажешь, неправда?
— Нет, нет, все было не так! — процедил Филипп сквозь зубы. Он мерил шагами комнату, бормоча под нос ругательства, остановился. — Как только в голову могла прийти мысль, что я намеренно обманывал тебя? Неужели ты думала, что я способен на такое?
— Неужели нет? — в коротком вопросе звучала ирония. — Мне, наверное, в каждом американском городе следовало бы повесить объявление: «Разыскивается…» и т. д. Ну?ка скажи, каким же таким образом я могла связаться с тобой? Даже если допустить, что мне захотелось бы увидеть тебя снова, а я с определенностью могу заявить — этого не хотела.
— Ты ничего не понимаешь… — перебил он.
— Ты совершенно прав, — парировала она. — Я никогда не «понимала» ни тебя, ни твоего, мягко говоря, странного поведения. Теперь же, если честно, слишком поздно разбираться в этом, — добавила Айрис, чувствуя смертельную усталость от всей этой отвратительной истории.
В прошлом несчастная женщина частенько представляла себе, как, доведись им встретиться, выскажет она Филу все, что думает. А сейчас… Вот он, живой и невредимый, стоит перед ней, и можно бросать любые упреки, говорить злые слова, но нет желания, да и смысла никакого тоже нет. Что толку ворошить мучительное прошлое? Усугублять боль, заново переживая драматические события прошлого? Зачем?
— Позволь мне объяснить…
— Ох, нет! Избавь меня от каких бы то ни было объяснений. Мне это уже неинтересно, да и опоздал ты со своими оправданиями. Восемь лет срок немалый. За это время я создала новую жизнь для себя и своей дочери. На этом давай, и поставим точку. А теперь, если ты позволишь, — сказала она, взглянув на часы, — я хотела бы, пока не совсем стемнело, накопать в огороде овощей. Не стесняйся, можешь продолжить увлекательную экскурсию по этому роскошному особняку, который, как мы оба знаем, ты не собираешься приобретать, — добавила Айрис деловым тоном и быстро вышла из кухни.
Звон бокалов, шумные, радостные звуки громких голосов и смеха наполнили просторный главный зал здания Ассамблеи. Оно было построено во времена Регентства и до сих пор бережно охранялось усилиями городского совета. Первоначально это помещение предназначалось для собраний, танцев и вечеринок. Айрис оглядела элегантный зал, тут и там встречая взгляды, улыбки друзей и знакомых. Что ни говори, а Шилдтону повезло с этим зданием. Сколько лет оно уже собирает людей, радует их теплом общения.
— Вечеринка, кажется, удалась, — сказал Джек Хоггин, протягивая Айрис бокал с вином. — Создается впечатление, что почти все жители нашего города собираются бороться против намерения властей построить парусную базу.
— Я думаю, будет трудно отстоять старую мельницу, — ответила та с грустью. — Особенно после того, как строителями уже получено разрешение на ее снос.
— Остается надеяться, что снегопад, который обещают на выходные дни, помешает им развернуть работы, по крайней мере, до Нового года, — задумчиво произнес Джек. — У каждого свое: строителям зима — для отдыха, врачам — для нервотрепки. Для меня это самое напряженное время года.
Айрис озабоченно посмотрела на доктора.
— Я знаю, что ты был очень занят на этой неделе. Неужели и сегодня вечером есть вызовы?
— Боюсь, что да. — Он устало улыбнулся. — Но будем надеяться, что моим пациентам не потребуется помощь хотя бы во время этой вечеринки. Кстати, я рассказывал тебе о своих планах построить новую клинику? Я просто в восторге от проекта, который…
Он начал объяснять, какие новшества архитектор собирается ввести в современное здание, но тут
