– У меня нет друзей, – сквозь слезы сказал Натан, опускаясь на колени. – Я больше так не могу.
Для всех он сразу же превратился в грустного маленького мальчика, которого хочется поскорей обнять.
Когда, сидя на тротуаре, Натан зарыдал, Уоррену сначала стало неловко. Потом он подошел к мальчику и сел рядом с ним. Сперва робко, но затем с отцовской теплотой и нежностью он привлек Натана к себе, его рука погрузилась в грязную, спутанную шевелюру мальчика.
Натан почувствовал запах одеколона и пота – запах силы. Он закрыл глаза и перенесся в далекие счастливые дни.
– Все закончилось, сынок, – проговорил Уоррен. – Теперь тебя никто не тронет. Теперь все будет хорошо.
Потом они еще долго сидели на тротуаре и плакали как дети, не обращая внимания на объективы телекамер.
Одна в тихой студии, Дэниз замерла, молча глядя на экран. В наушниках Энрике говорил что-то про тишину в эфире, но она не могла вымолвить ни слова. Когда камера крупным планом дала изображение плачущих мальчика и полицейского, она улыбнулась сквозь слезы. Наконец-то все было кончено.
– Поздравляю, Натан, – сказала она в микрофон, чокаясь с телевизором банкой колы. – С возвращением в детство.
