этого, там лежали щеточка для пяток с пемзой, спрессованная в виде сердечка розовая соль и крохотный флакон с маслом, которым надлежало натереться после купания, чтобы придать коже мягкость. Верхом всего явилась фланелевая рубашка, теплая и одновременно весьма кокетливая – эльфка приложила ее к себе, и оказалось, что рубашка чуть длиннее бедер.
Глиргвай тихо застонала от восторга и повернула блестящий вентиль. Струя с шипением ударила в каменное дно. Эльфка заткнула слив, бросила в воду соль. Та немедленно запузырилась, превратилась в пенный комок. Глиргвай пришла в голову мысль, что неплохо бы узнать, кто сделал ей такой чудесный подарок. Хотя она догадывалась.
На обороте бумажки с ее именем девушка нашла надпись, удовлетворившую ее любопытство. «От Аннвиля Хиалталлина» – стояло там.
Глиргвай плотно закрыла дверь, задвинула защелку и забралась в ванну, урча от удовольствия. Когда она уже втирала в кожу масло полчаса спустя, в голову ей пришла неожиданная мысль. Девушка задумчиво посмотрела в зеркало, словно ища в нем ответа.
Из зеркала на нее глянула эльфка в короткой цветастой рубашке и высоких черных кожаных сапожках. Черные короткие волосы торчали во все стороны. Глиргвай протерла их полотенцем, пытаясь пригладить и жгуче сожалея о том, что забыла взять расческу.
«В конце концов, и идти тут ближе», подумала эльфка.
Выйдя из ванны, Глиргвай направилась в комнату Аннвиля. Ее пальцы коснулись ручки. Дверь приотворилась без единого звука. В комнате светил крохотный ночник, но эльфка не нуждалась в его неярком свете, чтобы обнаружить на разметавшуюся на кровати фигуру. Здесь было жарко натоплено, батареи работали на всю мощь. Аннвиль во сне сбросил одеяло и лежал совершенно обнаженный. Он был, хвала Мелькору, один.
Аннвиль, почувствовав сквозь сон то ли присутствие девушки, то ли сквозняк из открытой двери, зашевелился и открыл глаза. Он увидел Глиргвай, и на лице его отразилась искренняя радость.
– Я вижу, мой подарок пришелся тебе по нраву, – сказал Аннвиль.
Глиргвай молча кивнула. У нее вдруг пересохло в горле. Эльф поднялся с кровати и запер дверь. Несколько мгновений они стояли друг напротив друга, неподвижные, как статуи.
Невысокая взъерошенная девушка в рубашке, скрывавшей фигуру, но ничуть не прятавшая стройные ноги. Тонкий ценитель женской красоты, нашел бы их, пожалуй, коротковатыми и слишком мускулистыми.
И нагой юноша, с которого можно было лепить Куруфинвэ в юности. Скульптурная группа была достойна резца самого Дангля.
Глиргвай заметила, что губы у Аннвиля чуть дрожат.
Он опустился на колени.
Рингрин заглянул в каминную. Принц искал Зигфрида, но опасался, что найдет в каминной только Кулумита. По вечерам рыжий эльф вязал заговорщикам кольчуги. Веретено с застывшей паучьей слюной крутилось по полу. Для полного уюта не хватало только котенка, который играл бы с нитками. Впрочем, вместо котенка у заговорщиков был взрослый лесной кот, который сейчас лениво растянулся на ковре. Зигфрид был в человеческом облике, но перевернулся на спину и томно, совершенно по-кошачьи раскинул руки. Рингрин облегченно вздохнул – оборотень был один. Кулумит, видимо, еще разбирал посуду после ужина. Зигфрид глянул на принца желтым прищуренным глазом.
Рингрин сел в кресло рядом и спросил напрямик:
– Зиг, у вас в Боремии есть бордели?
Ему надо было с кем-нибудь посоветоваться, а Лайтонда принц спросить не решился. В конце концов, Верховный маг Фейре если и бывал там, то последний раз – полвека тому назад. В Бьонгарде борделей не было и в мирное время. Ближайшее заведение подобного рода находилось в Мир Минасе. Принцу доводилось бывать в пограничной крепости, но в бордель ему дорога не выпала. На Кулумита и подавно рассчитывать не стоило – рыжий эльф никогда раньше не покидал Железный Лес. И теперь Рингрин стеснялся. Бывший химмельриттер же многое повидал в жизни, на любой вопрос отвечал четко, по-военному, да и сам был нелюбопытен. Можно было не опасаться, что он завалит принца встречными вопросами.
Оборотень молча кивнул.
– И что они представляют собой?
Зигфрид сел.
– В Хассфурте есть квартал, специально для таких дел, – ответил он. – Называется квартал розовых фонарей. В домах первый этаж открытый. У комнат внешняя стена прозрачная. Обычно это чары, а если заведение солидное, то из толстого стекла. На этих стеклах номера. Если стена непрозрачная, или занавешено там – значит, занято, или девушка не работает сегодня. И вот, идешь… а в этих комнатках девушки сидят, в чулочках, блузочках. Если остановишься напротив какой-нибудь, начинают завлекать. Ножку там поднимут, чулочек приспустят. Если понравится, можно зайти. Но в саму комнату с улицы хода нет, надо идти через общий вход в дом. Там сидят вышибала и хозяйка. Ее обычно называют «мамочкой». Спрашиваешь, сколько стоит такой-то номер, тебе говорят. Есть разная цена – за час и за ночь. Если все устраивает, платишь, проходишь, остаешься. Если хочешь что-то особенное, лучше спросить у мамочки, а не у девушки – может оказаться, что она не занимается такими вещами. А мамочка тебе все скажет, посоветует.
– Чтобы ты посоветовал тому, кто идет в такой квартал в первый раз? – спросил принц.
– Я бы посоветовал взять себе такую женщину, которой никогда не обладал, – подумав, ответил Зигфрид. – Если всю жизнь встречался со светленькими – возьми темненькую, ну и так далее.
– Понятно, – пробормотал Рингрин. – Спасибо тебе, Зиг.
– Не за что, – сказал оборотень.
Взяв кочергу, Зигфрид принялся помешивать угли в камине. Причудливые рожицы подмигивали Рингрину из огня.
– Зиг, – сказал принц. – Прости меня, прости нас всех.
Бывший химмельриттер глянул на него через плечо.
– Я не люблю платить за это, – сказал оборотень. – Так что не бери в голову. Захочу, так схожу еще.
– Я не про то, что мы не берем тебя с собой в бордель, – ответил Рингрин. – Мы убили твоих друзей и твоего дракончика. Прости. Мы не могли поступить иначе. Я очень сожалею.
Зигфрид отбросил кочергу и выпрямился. Рингрин смотрел на его спину в темной рубашке.
– Это у вас так принято? – осведомился оборотень, не глядя на принца.
– В смысле?
– Мы, боремцы, не знаем прощения, – ответил Зигфрид. – Что сделано, то сделано… Никто и никогда не может поступить иначе, чем он поступил. Но знай – если бы Черное Пламя не сидел на Инкубаторе и не раскачивал его, ты бы никогда не увидел живую гросайдечь. И не сделал ее мертвой. Мы защищаем свою страну от драконов, и не нанимаемся уничтожать кого попало.
– А сейчас уходи, – добавил оборотень странным голосом.
– Зиг…
– Уходи.
Рингрин тихонько вышел.
