о большой площадке перед мостом. Мост сейчас был поднят. Площадка, как и предупреждал Крэк, оказалась заполнена людьми. Даже в сумерках было заметно, что это не просто горожане. Темные рясы не оставляли никаких сомнений в том, что перед замком Быка собрались монахи. Крупную фигуру отца Анатолия, которую Лот узнал даже с такого расстояния, окружала полоса почтительной пустоты.
— Он привел людей на смерть, — пробормотал Крэк.
В этот момент и Лот понял, что монахи под руководством отца Анатолия собрались здесь для штурма замка Быка. Попытка действительно была смехотворной и была обречена на провал.
— Карл не стал бы стрелять по безоружным, — ответил Лот.
— Да брось ты, — презрительно обронил Ирвинг. — Ты слишком хорошего мнения о нем.
Лот хотел ответить, но тут толпа на берегу заметила их и взорвалась громкими криками. Старший Тачстоун повернулся лицом к людям и поднял руку, требуя тишины. Каковая немедленно воцарилась. Воспользовавшись моментом, отец Анатолий крикнул:
— А где упырь и ведьма?
Лот взял Крэка за ту руку, в которой Джонс держал связку мертвых голов, и поднял ее.
— Этот парень одолел упырей! — бросил Тачстоун в вечерний сумрак.
Ответом ему были радостные вопли.
— Нашего героя зовут Кирилл Иванов. Он спас не только нас, но и весь Новгород! — продолжал Лот. — Я назначаю его представителем нашей области в совете Конфедерации! Если он справился с такими тварями, то уже чиновников точно одолеет!
Толпа одобрительно заворчала, послышались смешки.
— Вынесите тела ведьмы и упыря, мы сожжем их, как следует! — крикнул отец Анатолий в ответ. — И книгу проклятую тоже сожжем!
— Ждите, мы выходим! — гаркнул Лот.
Джонс и Тачстоуны покинули обзорный балкончик.
— Где их тела? — спросил Лот у Крэка.
— В таком зале… ну, там еще обои из шелка, — ответил Джонс.
— Понятно, — пробормотал Лот. — Тогда нам здесь налево.
Когда троица вошла в зал, Лот осведомился у брата:
— А откуда отец Анатолий знает про книгу? И вообще, как он и его молодчики оказались здесь?
— Перед тем, как мы вылетели из дома, я позвонил ему и все рассказал, — ответил Ирвинг. — Ты в это время возился с ракетами. Я решил, что он должен знать. Мы могли погибнуть, и кто-то должен был повести народ против упырей.
Лот покачал головой, но промолчал.
Георгий Лубенец был матёрым журналистом и редактором «Новгородских ведомостей». В субботу вечером он задержался на работе, чтобы поправить статью своего начинающего коллеги Андрея Долгоносика. Дома у Лубенца было двое прелестных карапузов в том возрасте, когда они совместно производят больше шума, чем танковый взвод, прогревающий двигатели — и, соответственно, никакой возможности поработать. То ли дело собственный кабинет в редакции. Кабинет Лубенца находился в самом дальнем, самом тихом углу на третьем этаже. Дальше начиналось огромное помещение архива. В нем хранились почти все выпуски «Новгородских ведомостей» с момента основания газеты.
Долгоносик, возбужденный, как пятиклассник, перепутавший двери и попавший в женскую парную вместо мужской, ворвался в редакцию. Георгий ловко успел переместить бутылку водки под стол прежде, чем Андрей ее заметил.
— Отец Анатолий сжигает Шмеллинга! — выкрикнул Долгоносик. — Я на берег, собирать свидетельства очевидцев битвы с упырем!
— Сдашь материал до одиннадцати — поставлю в завтрашний номер, — тут же среагировал Лебенец.
— Одиннадцати утра?
— Вечера, — сухо поправил его начальник.
Андрей рванулся было к двери, но Георгий остановил его властным жестом.
— Как добираться думаешь? — спросил он. — Маршрутки туда пока не ходят.
Лубенец улыбнулся собственной шутке. Долгоносик затравленно посмотрел на начальника.
— А вы мне разве такси не оплатите? — проблеял он.
Георгий нахмурился.
— Я что, похож на дочь Рокфеллера? — грозно осведомился редактор.
Долгоносик сник. Было видно, как борются в юном журналисте желание увидеть свой репортаж на первой полосе и нежелание опять завтракать кофе-цикорием и черным хлебом.
— Позвони на «Славию», — сказал мудрый Лубенец. — У них хоть один дежурный оператор наверняка еще на студии болтается. И фургон у них есть. Пообещай сенсацию взамен того, что тебя отвезут к месту событий.
— Спасибо! — воскликнул Андрей и кинулся прочь из кабинета, на ходу вытаскивая мобильник.
— Эх, молодежь… Все учить надо, — по-отечески усмехнулся редактор.
Он аккуратно и ловко вытащил водку из-под стола. Во время разговора с коллегой бутылка приятно холодила правую лодыжку Лубенца своим пузатым боком. Георгий извлек из верхнего ящика стола стакан, плеснул на дно и немедленно выпил. Крякнув от удовольствия, он достал сигарету и закурил.
— А ведь жалко, — сказал он, стряхивая пепел в медную пепельницу.
К кому обращался Лубенец и чего ему было жалко, осталось загадкой. Георгий принял внутрь еще одну порцию водки, откинулся на спинку кресла и закемарил. Сон, который он увидел, имел несколько пикантный характер. В нем фигурировала дама, черноволосая и пылкая, как огонь.
Возможно, именно поэтому проснувшись от запаха дыма и увидев пылающие шторы, Лубенец почти не растерялся. Он схватил бутылку — водки в ней еще оставалось больше половины — и бросился к выходу. По коридору еще можно было пройти. Языки пламени танцевали по стенам и ласкали двери архива, словно знали, что за ними — пятнадцать тонн вкусной бумаги. «Финская полиграфия», автоматически подумал Лубенец. Когда Георгий уже бежал вниз по лестнице, он услышал жуткий треск ломающегося дерева. Вскрыв архив, как устрицу, пламя приступило к желанному деликатесу.
Лубенец выскочил на улицу и чуть не столкнулся с пожарным в блестящей каске. Тот раскатывал шланги с самым хмурым выражением лица. Как и подобает настоящему профессионалу, он был полностью сосредоточен на своем деле и не заметил редактора. Но его товарищ немедленно подскочил к Лубенцу.
— В здании еще кто-то есть? — спросил пожарный.
Георгий отрицательно покачал головой.
— Отчего загорелось, не знаете? — продолжал допытываться пожарный.
Лубенец снова покачал головой, на этот раз менее уверенно. Перед его внутренним взором появился окурок. Мясистая мужская рука небрежно положила его на край медной пепельницы и чисто символически надавила. Это должно было обозначать тушение. Но Георгий видел алую точку, тлеющую на конце сигареты. Затем окурок плавно и неторопливо,
