как в замедленной съемке, перевалился через край пепельницы. Он приземлился на темно- бордовое ковровое покрытие, которое было постелено во всех кабинетах редакции. От времени оно совершенно истерлось, стало лысым, как спина у слона. Вдруг, совершенно не в тему, мелькнула пара женских ножек. На их обладательнице на современный манер были надеты синие джинсы и почему-то — белые шелковые носки. Обуви у женщины не было. По этой детали Георгий узнал гурию из своего сна.
На сером от грязи покрытии вокруг алой точки начало расплываться черное пятно…
Георгий потряс головой, чтобы отогнать наваждение.
Раздался грохот и гул. Пожарный схватил Лубенца и еле успел оттащить в сторону. На то место, где они только что стояли, приземлилась длинная пылающая крестовина рамы.
— Ни фига себе, — пробормотал пожарный, глядя куда-то вверх.
Георгий последовал его примеру. Алое пламя вырывалось из окон архива, закручивалось в дымные спирали, роняло желтые слёзы.
— Что там, мебели много? — пробормотал пожарный.
— Нет, — сказал Лубенец. — Это архив. Четыре огромных комнаты, набитые сухой первосортной бумагой.
Пожарный помрачнел.
— Подкрепление вызвать, — бросил он сквозь зубы и отошел от Георгия.
В Лубенце проснулся профессионал.
— Эй, подождите, — крикнул он в спину удаляющемуся пожарнику. — А кто вызвал вас?
Пожарный оглянулся через плечо, и осведомился недоверчиво:
— А разве это были не вы?
И снова направился к машине.
— Ну что же, — пробормотал Георгий. — Некоторым приходится гоняться за новостями. К некоторым материал приходит сам.
Он вытащил из кармана рубашки мобильник. Включил диктофон и проверил уровень записи.
Лубенец направился к пожарному. Тот уже вызвал подкрепление и теперь стоял со шлангом в руках. Камера на мобильнике работала исправно и имела большое разрешение. Георгий сделал несколько прекрасных снимков, прежде чем приступить к интервью.
Недавно стукнуло уже восемь лет, как «мерседес» Эрика колесил по дорогам Новгорода, но Химмельзон все еще ни в чем не мог упрекнуть надежную немецкую машину. Эрик думал, что окажется на берегу одним из первых. Однако на подъездной дороге к замку Быка уже стояли несколько авто. Химмельзон припарковал «мерседес» у обочины, сразу за фургоном телерадиокомпании «Славия». Эрик вылез и захлопнул дверь. Ему сразу же пришлось посторониться, чтобы пропустить трех здоровенных монахов. Деловитые, как муравьи, они тащили бревно. Эрик уже видел их, когда проезжал Шолохово. Монахи раскатали по бревнышку два пустующих дома на окраине деревни. Впрочем, Эрику показалось, что участь домишек не изменилась бы и в том случае, если бы в них все еще кто-то жил.
Он обошел фургон и направился к лестнице, которая вела вверх по склону к площадке перед воротами замка. Судя по ровному гулу человеческих голосов, основное веселье происходило именно там. Следом за фургоном телевизионщиков обнаружилась старенькая «Истра», почти такая же, в которую Химмельзон сегодня чуть не врезался. На другой стороне дороги, опасно накренившись в сторону канавы, обнаружилась передвижная лавка «Мясного двора», новгородской компании, которая славилась своими мясопродуктами. Эрик узнал его по нарисованной на борту коровьей голове. Химмельзона чуть не вырвало при мысли, что кто-то сможет есть шашлыки, глядя на костер, где сгорают тела Шмеллинга и Брюн. Но Эрик справился с собой. Следующее чувство, посетившее старого врача, была чем-то средним между восхищением оперативностью и организаторскими талантами владельца «Мясного двора», и брезгливостью в духе «с дерьма пенку снимет». Правда, в этом случае пенка снималась не с дерьма, а с крови. Чуть поодаль, уже почти у самой лестницы, стоял старый грузовик с брезентовым тентом, на котором черной краской был грубо выведен крест. Эрика передернуло при виде этого креста, и он поспешил дальше. Поднявшись по полустертым бетонным ступенькам на площадку, Химмельзон огляделся.
В дальнем углу площадки виднелся полосатый тент мясодворской лавки. Возле нее кучковались горожане, прибывшие на праздник очищения от скверны. Именно так назвали происходящее в том репортаже, который увидел Эрик. В центре монахи споро и бессуетно сооружали огромное кострище. Те, кого искал Химмельзон, обнаружились ближе к берегу. Тачстоуны, отец Анатолий и еще один парень, которого Эрик совсем не хотел видеть, стояли в сторонке и вели негромкую беседу. Чудовищно изуродованные тела лежали метрах в трех от них на брезенте. Никто не удосужился хотя бы прикрыть их. А может, не сочли нужным. Эрик направился к духовным и светским руководителям области. Пока Химмельзон пересек площадку (пришлось обогнуть будущее кострище по широкой дуге), отец Анатолий, Ирвинг и сын Эрика куда-то отошли. Химмельзон был скорее рад этому. Ему совсем не хотелось разговаривать с человеком, который теперь звался Кириллом Ивановым. «Как имя меняет человека», подумалось Эрику. — «Джотфрид Химмельзон никогда не опустился бы до подобной мерзости».
Эрик остановился метрах в пяти от Лота, не решаясь подойти. Тачстоун сидел на раскладном стульчике. У него был вид человека, совершенно убитого горем. Однако Лот заметил старого врача и сделал приглашающий жест рукой.
— Вы что-то хотели? — спросил он с вымученной любезностью, когда Эрик приблизился.
Химмельзон набрал в грудь воздуху, собираясь с духом.
— Моя просьба может показаться несколько странной, — произнес он. — Но Карл обращался ко мне по поводу изменений, происходящих с ним.
При имени бывшего друга и соперника глаза Лота озарила короткая вспышка. Но Тачстоун промолчал, терпеливо ожидая, когда Эрик закончит.
— Шмеллинг отказался лечиться, — продолжал Химмельзон. — Но разрешил мне исследовать его тело, когда… когда…
— Я вас понял, — ответил Лот. — Я попробую решить ваш вопрос. А теперь извините, мне нужно идти.
Тачстоун поднялся. Эрик посторонился, пропуская его. Лот направился к Ирвингу и отцу Анатолию, которые стояли на небольшой трибуне. Она словно по мановению волшебной палочки возникла рядом с костром. Химмельзон пропустил монахов, тащивших брезент. С тюка капало черное и густое, свисала белая рука. Эрик последовал за Тачстоуном, держась в некотором отдалении, чтобы не вызвать раздражения своей назойливостью. Лот присоединился к брату и священнику. Крэк скромно стоял в углу трибуны, его почти не было заметно. Тела тем временем возложили на костер.
— Петька, беги в машину за бензином! — крикнули где-то рядом с Эриком. — Сырое все, гнилое — не будет гореть!
— А где он?
— В канистре, в углу там валяется.
Петька метнулся за бензином, чуть не сбив Эрика с ног. Химмельзон едва успел отскочить с пути молодого румяного парня. Он же, совершенно очевидно, даже не заметил Эрика. Его глаза были наполнены чувством долга и азартом. Химмельзон оказался у подножия
