приятель, он адвокат и сможет уладить это дело наилучшим образом.
— Да, давай подождем. — Я посмотрела на руки Оливера. — Ну как, теперь ты сможешь повернуть ключ?
Оливер ухмыльнулся:
— Теперь должно получиться. Не поехать ли нам домой и не откупорить ли бутылочку шампанского?
— Да! — воскликнула я. Но затем покачала головой. — Нет, мы должны рассказать об этом остальным. Эвелин обрадуется, и Штефана удастся убедить, что наш питомник еще принесет удачу и успех. Он в последнее время только и твердит о том, что пора искать новую работу. В качестве экономиста или менеджера. Он считает, что закопал свой талант в землю в нашем питомнике.
— Может быть, питомник для него и в самом деле не лучшее занятие.
— Но… да, наверное, — пробормотала я. Мне хотелось закрыть глаза и дать волю слезам, но я испугалась за ту суперпорцию туши для ресниц, которую использовала сегодня утром. — Может быть, я смогу продолжить дело сама, в одиночку, а он найдет себе другую работу. Мне кажется, каждый из нас должен найти счастье в своей работе, разве нет?
— Да, — сказал Оливер и завел наконец мотор. — Итак, в питомник?
— Пожалуйста, — проговорила я. — А шампанское мы, так или иначе, сможем выпить сегодня вечером.
Эвелин сидела на прилавке магазина и болтала ногами, а доктор Бернер, директор банка в отставке Шерер, добрый старина Хуберт и господин Кабульке стояли рядом. Каждый из них держал в руках по большому бокалу, наполненному красной жидкостью.
— Это кровь, которая превратит нас в бессмертных, — произнес Шерер, и все, включая Эвелин, сделали по большому глотку из своих бокалов.
— Мы что-то пропустили? — спросила я.
— Господа подарили мне и господину Кабульке свой рецепт вечной молодости, — сказала Эвелин и указала рукой на миксер, стоявший рядом с несколькими бутылками и пакетами на холодильнике. — Томатный сок, сок алоэ, яичный белок, витамин С и водка. Не хотите ли по глоточку?
— Мне, пожалуйста, водки в чистом виде, — потребовал Оливер.
— Это тайный рецепт, — прошептал Хуберт. — Его достойны знать лишь избранные.
— Ну, ясно, — сказал Оливер и засмеялся. — Всякий сброд не достоин этого и не достоин жить вечно. Что же такого тайного в этой рецептуре?
— Водка, рискну предположить, — объявила я, сделав довольно солидный глоток из бокала Эвелин. — В общем и целом все, что вы назвали, не может быть особенно вкусно.
— Это не совсем верно, — возразил господин Кабульке. — Ее можно распознать по вкусу, но ни за что не уловить ее
— Но ваша жена все равно этот запах унюхает, — вмешался доктор Бернер. — Не так ли, господин Кабульке?
При упоминании о жене господин Кабульке сразу утратил способность нормально говорить и начал заикаться.
— Д-д-да, это верно, — с несчастным видом произнес он.
Эвелин сделала еще один солидный глоток.
— Очень великодушно с вашей стороны раскрыть нам тайну этого рецепта.
— Каждый день по одному бокалу, — произнес Шерер. — И вы сможете дожить до таких же лет, как мы. Но помните, что вы обещали нам за это?
— Помним, — сказала Эвелин и соскользнула с прилавка. — Господин Кабульке, вы пойдете в оранжерею номер пять.
— Эвелин! — испуганно воскликнула я.
— Не беспокойся, Оливия, мы можем доверять господину Кабульке. У меня по химии была двойка, но господин Кабульке — ас в этой области. Не так ли, господин Кабульке?
— Да, но… — простонала я.
— Н-н-не беспокойтесь, — произнес Кабульке. — Это всего лишь научные изыскания.
— Ах так? А что с ними? — Я указала рукой на стариков. — Ты собираешься засадить нас всех в тюрьму?
— Но кто-то же должен покупать у нас этот товар, — сказала Эвелин. — А они единственные из тех, кого я знаю, у кого достаточно денег на такую покупку.
— Кто здесь говорит о тюрьме! Мы интересуемся данным продуктом чисто с научной точки зрения, — возразил Шерер.
А доктор Бернер добавил:
— Наше поколение вообще ни о чем подобном не знало.
— Не хватало еще, чтобы мы раскрыли и себя, и вас. Мы всегда чисто делаем свою работу, — сказал Хуберт.
— О чем здесь вообще идет речь? — спросил Оливер. В этот момент он казался очень похож на Фрица.
Мне даже страшно стало.
— Ни о чем таком, что могло бы тебя заинтересовать, — сказала Эвелин.
— Слушай, Эвелин, прекращай этот спектакль, — сердито проговорила я. — Если речь уже не идет о тюрьме, то Оливеру тоже не помешает знать об этом.
Эвелин пожала плечами:
— Если ты так считаешь… Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Я внимательно посмотрела на Оливера. Он снова поднял высоко брови, как бывало всегда, когда он пытался вникнуть в суть какого-нибудь нового для себя дела.
— Эвелин решила посвятить появившееся у нее свободное время делу садоводства и цветоводства, — принялась объяснять я. — И в определенном смысле преуспела в этом. Она сумела вырастить несколько килограммов отборной cannabis.
— Семь к-к-килограммов, если быть совсем точным, — уточнил господин Кабульке. — И высочайшего качества. По содержанию в нем ТНС качество просто уникальное.
— Что, простите? — Оливер совершенно несправедливо одарил меня немыслимо строгим взглядом. — Я правильно понял? Вы здесь поставили на широкую ногу производство наркотиков?
Я подавленно кивнула.
— Оливия! Но этого я от тебя вовсе не ожидал! — сказал Оливер.
— А разве это запрещено? — спросил господин Кабульке.
Эвелин закатила глаза.
— Конечно, запрещено, господин Кабульке, — сокрушенно проговорила я. — А как вы думали?
— Но мы же теперь в ЕС, — заметил господин Кабульке, и никто так и не понял, что он подразумевал под этим.
— Это не только незаконно, — продолжал читать нотации Оливер. — Гашиш — это так называемый легкий наркотик, но дети, как правило, начинают именно с него. А затем переходят на более сильные.
— Я знала, почему тебе нельзя об этом говорить, — сказал Эвелин. — Ты моралист. Апостол.
— Это была идея Эвелин, — жалобно произнесла я.
— Конечно, — сказал Оливер еще более неодобрительно.
— И за это м-м-могут привлечь? — поинтересовался господин Кабульке.
— Еще как, — ответил Оливер. — За то количество, что вы здесь вырастили, вы сможете провести в тюрьме остаток своей жизни.
— Да не будьте же вы так строги, Оливер, — вмешался в разговор Шерер. — Вы сами во время учебы разок-другой забили косячок и покурили его на переменке. Но мы как раз совершенно другое поколение. Когда учились мы, нам доставляло кайф одно только сознание того, что сегодня или завтра можно будет досыта наесться. И совершенно понятно, что потребности в отношении наркотиков у нас были совершенно иные.
