— В том-то весь и фокус, — сказал Сейлор. — Они не знали, где она, пока Читатель не показал им, где он ее запрятал. Они выдвинули обвинение, основанное на косвенных уликах. В середине процесса, когда Читатель думал, что его отпустят, они вызвали его мать, а когда она отказалась давать показания, они упрятали ее за решетку. У старушки было слабое здоровье, и больше недели она бы там не протянула. Когда ее выпустили, она призналась, что Читатель говорил ей о том, что стрелял. Читатель заявил, что его гражданская жена выстрелила в него первая, а он случайно ее застрелил, когда они боролись за оружие. Он сказал им, где похоронено тело, они откопали ее и увидели, что она буквально нашпигована пулями. Плюс то, что Читатель дал деру, было не очень-то умно с его стороны. Присяжные ему не поверили. Он сказал, что большинство из них были женщины, и когда он заявил в суде, что его супружница выходила из себя так же часто, как надевала платье, они его прямо там чуть не линчевали. Это был самый классный мужик из тех, с кем я познакомился в «Пи Ди». Твои ногти высохли, ягодка?
Ночь и день в отеле «Игуана»
— Как засунуть шестнадцать гаитян в консервную банку? — спросил Спарки.
— Как же? — поинтересовалась Лула.
— Сказать им, что она не тонет.
Сейлор, Лула, Спарки и Бадди сидели в холле отеля «Игуана». Было десять часов вечера, они распили большую бутылку «Эзра Брукс», принесенную Спарки, и мололи всякую чушь.
— Спарки большой мастак по флоридским шуткам, — заявил Бадди.
— Да, в Большом Тунце нужно неслабое чувство юмора, чтобы выжить, — заметил Спарки.
Вошел Бобби Перу и направился к ним.
— Всем привет, — поздоровался он.
— Сейлор, Лула, а вот и человек-легенда собственной персоной, — сказал Бадди. — Бобби, это Сейлор и Лула, свежие обломки кораблекрушения, эконом-класс.
Бобби кивнул Луле и протянул руку Сейлору.
— Бобби Перу, фамилия, как страна.
Спарки и Бадди заржали.
— Если верить Реду с Рексом, то Бобби — самое значительное событие в Большом Тунце аж с тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, тогда ураган снес крышу со средней школы.
— Всего за два месяца в городе и в окрестностях не осталось ни одной малышки, которая не знает, как работает эта татуировочка с коброй, а, Бобби? — осклабился Спарки.
Бобби заржал. У него была кривая ухмылка, открывавшая три коричневатых зуба с правой стороны, темные, волнистые волосы и маленький, тонкий нос, слегка свернутый на левую сторону. Темные прямые брови казались нарисованными. Лулу напугали его глаза, безжизненные, черные, не отражавшие свет. Как тяжелые шторы, за которые нельзя заглянуть, подумала она. Лула решила, что он, должно быть, одного возраста с Бадди и Спарки, но Бобби явно относился к тому типу людей, которые одинаково выглядят и в двадцать и в сорок пять.
— Вы из Техаса, мистер Перу? — спросила Лула.
Бобби плюхнулся в кресло и налил себе полный стакан виски.
— Я отовсюду, — сказал он. — Родился в Тулсе, рос в Арканзасе, Иллинойсе, Индиане, жил в Орегоне, Южной Дакоте, Вирджинии. Имел контакты в Пасадене, в Калифорнии, я туда как раз ехал, когда мой «додж» сломался. Но я туда доберусь рано или поздно.
— Были морпехом, а? — спросил Сейлор, указывая на татуировку «МПСШ»[29] на правой руке Бобби.
Бобби посмотрел на свою руку и напряг бицепс.
— Четыре года, — ответил он.
— Бобби был в Као-Бен,[30] — добавил Спарки.
— А что такое Као-Бен? — спросила Лула.
— Тебе сколько лет? — удивился Бадди.
— Двадцать.
— Там погибла уйма гражданских, — сказал Бобби. — В марте шестьдесят восьмого. Мы спалили деревню, и правительство раздуло из этого скандал. Политики подняли шум, чтоб их заметили. Командующего привлекли к суду за убийство. Беда в том, что на войне гражданских не бывает.
— В Као-Бен погибла куча детей, женщин и стариков, — добавил Бадди.
Бобби глотнул виски и прикрыл глаза на несколько секунд, потом открыл и посмотрел на Бадди.
— Ты был на корабле, приятель. Плавая по заливу Тонкин,[31] людей не увидишь. Не так все просто.
— Видел днем Пердиту, — сказал Спарки. — Она заходила к Реду, тебя искала.
— Дела были, — пояснил Бобби. — Вот сейчас ее и проведаю.
Бобби встал и поставил стакан на стул.
— Рад знакомству, — сказал он Сейлору и Луле. — Adios, парни.
— Жуткий он какой-то, — сказала Лула, когда он ушел.
— Бобби такой, — заметил Бадди.
— Тюрьмой от него разит, — сказал Спарки, подливая себе виски.
Лула положила ладонь на ногу Сейлору.
— Милый, я себя еще не очень хорошо чувствую, — сказала она. — Пойду лягу.
— Я с тобой, — сказал Сейлор.
Они попрощались со Спарки и Бадди и поднялись наверх.
В комнате Сейлор сказал:
— Черт, пованивает еще.
— Завтра я протру здесь уксусом, милый, не беспокойся.
Лула ушла в ванную и надолго там застряла. Когда она вышла, Сейлор спросил, не нужна ли ей помощь.
— Нет вроде, мне просто нужно прилечь.
Лула слушала, как Сейлор чистит зубы, мочится, затем спускает воду.
— Сейлор, — сказала она, когда он забрался в постель. — Знаешь, что…
— Знаю, что тебе здесь не нравится.
— Я не об этом. Кажется, я беременна.
Сейлор перевернулся и посмотрел Луле в глаза.
— Я не против, ягодка.
— Ты только не прими это на свой счет, но про себя я еще не знаю.
Сейлор лег на спину.
— Сейлор, честное слово, дело не в тебе. Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— Я знаю. Просто мне немного неуютно из-за того, как все у нас идет. А тут еще это.
Сейлор встал и подошел к окну. Он сел в кресло и посмотрел в окно. На другой стороне улицы в коричневом «эльдорадо» с опушенным верхом сидели Бобби Перу и мексиканка с черными длинными, длиннее, чем у Лулы, волосами. Сейлор увидел, как она выхватила из сумочки нож и попыталась ударить им Бобби. Тот отобрал у нее нож и выбросил его. Она выскочила из машины и бросилась бежать. Бобби завел мотор и поехал следом за женщиной.
— Я знаю, нам сейчас туго приходится, Лула, — сказал Сейлор, — но я не допущу, чтобы стало еще хуже. Уж это я тебе обещаю.
