складывать совершенно белую, без всякого рисунка, а посему необычайно трудную картинку- загадку. – Сработано отлично, не подкопаешься! – Он не мог не восхищаться таким точным расчетом.
– Остается единственное, – сказал я. – Стейнз.
– Стейнза нет в живых.
– Убили? Рошлер?
– Нет, нет. Он был обречен, уже стоял на краю могилы, еще когда мы приезжали на остров Кэт. Оставалось месяцев шесть. На деле вышло четыре. Рошлер, конечно, знал, что желание как-то увенчать свою карьеру будет у Стейнза так велико, что он не упустит случая взяться за дело самому. Так оно и получилось. Теперь Рошлер на вершине этой кучи. Самый главный. Всем заправляет.
– А Даусон? Что с Даусоном?
Питерсон рассмеялся:
– Он в Мюнхене. Работает на Рошлера. Получает жалованье через бывшую фирму Бренделя, блюдет ее интересы в Англии. Здравомыслящий человек этот Даусон. Наемник. Однако надежный. – Попыхивая сигарой, Питерсон откинулся назад, довольный, что рассказ окончился.
– Выходит, все концы в воду, так я понимаю?
– Совершенно верно. Теперь нам с вами ничего не грозит. Разве что весь мир в опасности… Но, возможно, мир сумеет за себя постоять. Кто знает, дьявол его побери?
– Что слышно из Мюнхена?
– Ничего. Лично я не жду никаких вестей. И вам не советую ждать. У нас теперь все позади, Купер.
Мы вернулись к отелю тем же путем. Питерсон взглянул на часы и пожал плечами:
– Ну, мне пора идти.
– Мне тоже, – отозвался я.
– В таком случае, до встречи, – сказал он. По улице пронесся легкий ветерок и взъерошил его парик. Питерсон интуитивно вскинул руку, пригладил волосы. – Вечно кажется, что эту паклю сдует с головы. – Он засмеялся: – Вы единственный, кто разглядел ее, прохвост вы этакий! – Он схватил мою руку. – Пока, Джон! Будьте здоровы! И постарайтесь забыть обо всем. – Питерсон пожал мне руку и, щурясь от яркого солнца, отправился своей дорогой.
– Все рано или поздно умирают, – сказал я ему вслед.
Не знаю, слышал ли он мои слова.
– Как-нибудь позвоню, Джонни! – Питерсон на ходу помахал мне, и мы разошлись в разные стороны.
Я возвращаюсь в свою квартиру. Ту другую, где я жил прежде и где получил телеграмму от Сирила, я давно оставил. Теперь я обитаю на верхнем этаже высокого здания с окнами на реку Чарлз и бостонский небоскреб «Хэнкок», в котором от ветра то и дело вылетают стекла.
Я сижу за столом, устремив взгляд в окно, на реку, которая в лучах заходящего солнца постепенно приобретает блеск вороненой стали. Далеко внизу двигаются машины, вычерчивая фарами свои трассы.
На столе передо мной стоит фигурка из фарфора – изящное красочное изображение атаки Флауэрдью. Я единственный в мире обладатель этой оригинальной вещи и прижимаю ею листы рукописи всякий раз перед тем, как открыть раздвижную дверь на балкон.
А когда я сажусь за свой стол и оглядываю просторную комнату, то вижу огромный портрет, написанный моим отцом много лет назад. На нем изображена моя мать. Она смотрит куда-то поверх моего плеча, будто что-то интересное происходит у меня за спиной.
Однако этот портрет висит в моей комнате не для того, чтобы напоминать мне о матери. Иногда, в подходящем настроении, я смотрю ей в глаза, стараясь поймать этот ускользающий взгляд, и, если гляжу долго-долго, перед моим взором встает огромный дом на окраине Мюнхена. На подъездной дорожке гуляет ветер, стучась в оконные рамы. Дом окутывает тихая, безмолвная ночь, а внутри горит свет. У окна притаилась чья-то тень. Но возможно, ее там и нет. Впрочем, это не имеет ровно никакого значения.
Примечания
1
Крепкий сирийский табак.
2
Имеется в виду Первая мировая война.
3
Здесь и далее температура дается по шкале Фаренгейта.
4
Американские киноактеры-комики.
5
Известный американский киноактер.
6
Герой древнегерманской мифологии.
