домом и офисом курсировала одна из машин, которая возила туда-сюда разные бумаги. Некоторые пришлось подписывать и Паленому.
Второго дня курьер доставил Анне Григорьевне пакет – большой конверт из плотной бумаги. Он сильно отличался по внешнему виду от остальных документов.
Паленый как раз был в холле, когда курьер вручил его жене Князева. Она жадно схватила пакет, хотела сразу же вскрыть, но, бросив взгляд на Паленого, быстро пошла в свой кабинет.
В конверте находится заключение графолога, понял Паленый. Он почувствовал, как сильно забилось сердце. У него сразу же резко упало настроение, и он закрылся в своей комнате.
Да-а, деньки пошли у Анны Григорьевны, вяло промелькнула мысль в голове Паленого. Сначала нападение киллеров, а затем известие о том, что ее муж давно покоиться в могиле. Как не крути, а теперь он просто обязан выложить ей все как на духу.
Вот и пришел конец моей радужной жизни, думал Паленый, наливаясь коньяком в полном одиночестве. Трагедии большой в этом, конечно, нет, но запах тюрьмы уже начал витать в шикарном особняке. Паленый был уверен, что теперь на него спишут и смерть Князева, и даже нападение киллеров.
А в том, что некие силы постараются это сделать, притом весьма оперативно, Паленый не сомневался. Им важно было оставить Анну Григорьевну наедине, без поддержки, с большими проблемами, которые она разрешить не сможет.
Но про то ладно, Анетт и он чужие люди. Этого провала Паленый ждал каждый день своего пребывания в роли Князева.
Если Анна Григорьевна решит сдать его ментам даже после разговора начистоту, пусть ее. Это будет на совести жены Князева. Он ничего плохого не сделал ни ей, ни Антошке, а значит, сможет со спокойным сердцем выбросить из головы все, что связано и с этим домом, и с разборками.
Оставалось главное и последнее – ему обязательно нужно вернуть память. Но как это сделать? Паленый уже жалел, что они так и не доехали до клиники, в которой его ждал врач- гипнотизер. Может, он смог бы приоткрыть завесу тайны над его прошлым.
Анна Григорьевна зашла к нему примерно через час после того, как получила пакет. Паленый уже был изрядно навеселе. Он успел выпить почти всю бутылку и теперь пребывал в состоянии блаженной расслабленности.
'А не пошло бы оно все!.. – думал Паленый, пытаясь выбросить из головы черные мысли. – Ты бомж – и ничего более. Живи одним днем и радуйся тому, что вообще до сих пор живешь. Тюрьма… Ну и что? Там хоть кормят… и крыша есть над головой. 'Вышку' отменили, значит, на расстрел не поведут. А на пожизненное заключение я не тяну. У меня есть алиби – амнезия. Что возьмешь с умалишенного?'.
– Выпьешь? – спросил он, нахально глядя прямо в глаза Анне Григорьевне.
Это был своего рода 'проверочный тест'.
– Только не коньяк… – Она посмотрела на него с осуждением.
– У меня здесь ничего другого нет.
– Тогда обойдусь.
– Ты что-то хотела? – спросил Паленый, внутренне сжимаясь.
– В общем, да…
Анна Григорьевна смутилась и отвела взгляд в сторону.
– Ну, тогда садись, поговорим, – предложил Паленый. – Ежели, конечно, есть про что.
– Да, есть, – немного поколебавшись, ответила Анна Григорьевна.
'Тогда звони', – едва не ляпнул жаргонное словечко Паленый, но вовремя спохватился.
– Я слушаю, – сказал он и закурил, стараясь унять волнение.
'Вот оно! Приплыл ты, братец. Финита ля комедиа…' – снова всплыло в памяти давно забытое понятие.
– Хочу поговорить с тобой откровенно… – Анна Григорьевна взяла себя в руки и вперила в Паленого требовательный взгляд.
– Именно сегодня?
– Да!
– Что ж, твое право… – Паленый забавлялся, выпуская дымные кольца.
Он вдруг отключился от действительности и посмотрел на ситуацию как бы со стороны. Она показалась ему весьма забавной. Но главное заключалось в другом: Паленый почему-то не отождествлял себя с человеком, который сидел в комнате Князева.
'Нет, у меня точно с головой что-то не так…'
– Ты встречался с Лилькой? – резко спросила Анна Григорьевна.
– Ты о ком? – сделал невинное лицо Паленый.
– Только не ври! Мне доложили.
– Понял. Не буду врать. Встречался. Ну и что?
– Как это – что!? От этой змеи сплошные неприятности.
– Можешь успокоиться. Во-первых, я не помню ее, а во-вторых, она мне совершенно безразлична.
– Это правда?
– А разве у меня что-то было с нею?
Анна Григорьевна вдруг смутилась и отвела взгляд в сторону. Но тут же взяла себя в руки и ответила вопросом на вопрос:
– Она что, ничего не говорила тебе на эту тему?
Ее голос звучал сухо и напряженно.
– Говорила, – сознался Паленый. – Только я не поверил. Вернее, не захотел верить. Мне хочется избавиться от своего прошлого такого плана навсегда. Я многое понял за то время, пока скитался под личиной бомжа.
– Хочется надеяться…
– Любые клятвы сейчас будут пустым звуком, это я понимаю. Но хочу сказать тебе следующее – мне другие женщины не нужны.
Анна Григорьевна ответила ему странным взглядом. Скажет она прямо сейчас или нет, что у нее в мыслях? Паленый ждал, не опуская глаз. Внешне он казался спокойным, но в душе у него бушевали черные смерчи.
Говори, черт тебя дери, ну! Пора кончать всю эту бодягу. Достаточно мучить и себя, и меня, мысленно взывал Паленый к жене Князева.
Но Анна Григорьевна и на сей раз спустила все на тормозах. Она сокрушенно вздохнула и вышла из комнаты. Интересно, ей не хватило смелости или у нее на уме что-то другое? И что там накропал графолог?
До самого вечера Паленый маялся неведением. Анна Григорьевна закрылась в кабинете и даже не явилась на ужин. На вопрос 'Что с ней?' грустная Маргоша ответила коротко 'Страдает…' Допытываться, по какому поводу, Паленый не стал.
Антошка, как и Маргоша, тоже был каким-то скучным и неразговорчивым. Ему ничего не сказали о нападении бандитов, чтобы не травмировать мальчика, и он дулся на всех за то, что его не отвезли в любимый супермаркет…
Лизка пробыла у Анны Григорьевны недолго – Князева сказалась больной. Наверное, ей претил жизнерадостный и веселый вид мадам Бражник-Меликян.
Нимало не смутившись из-за весьма прохладного приема, Лизка нашла Паленого и сразу же полезла целоваться – по-дружески. 'Что они все лобызаются!? – возмущался втихомолку
