Он угадал – Афанасий и впрямь изготовил еще один комплект ключей. Это выяснилось после того, как слесарь-барыга упал без памяти от удара кастетом в висок.
Капитон, получая заказ, расщедрился и принес целую четверть хлебного вина, которую жадный до водки Афанасий сам и вылакал; юноша пил очень мало, только для виду.
Когда Афанасий опьянел, Капитон зашел сзади и ударил его кастетом по голове. С непривычки удар оказался слабым, но пьяному Афанасию и этого хватило, чтобы отключиться.
Долго обыскивать мастерскую не пришлось. Капитон нашел отмычки под верстаком. Они уже были аккуратно замотаны в тряпицу и перевязаны куском медной проволоки.
Знать, Афанасий уже ждал «клиента»…
Сволочь, какая сволочь! – ярился Капитон, привязывая Афанасия к верстаку. Вот и верь этим… деловым.
Предварительно опустошив сейф, в котором Афанасий хранил свои накопления, – их оказалось не так и много – Капитон облил помещение керосином, хранившимся в большой бидоне, и, стоя у порога, бросил на пол зажженную паклю.
Последнее, что он запомнил, когда закрывал дверь, были безумные глаза Афанасия, готовые выскочить из орбит. Он уже очнулся, но позвать на помощь не мог, так как юноша вставил ему в рот кляп.
Мастерская сгорела дотла. В этом Капитон постарался убедиться лично. Пожарная команда прибыла в тот момент, когда рухнула крыша мастерской.
Поэтому пожарные не стали торопиться разбирать огнедышащий завал. Со своего опыта они знали, что спасти уже ничего не удастся…
Замок открылся бесшумно, а дверные петли даже не скрипнули (сам смазывал их еще третьего дня).
Княгиня спала.
Толстая свеча у кровати стаяла уже до половины, фитиль свернулся черным колечком, и трепетный язычок пламени то вытягивался вверх острым, раскаленным добела наконечником копья, то расползался по талой восковой лужице увядшим лепестком осеннего цветка.
В спальне царил зыбкий полумрак…
От напряжения Капитону показалось, что княгиня шевельнулась.
Лоб юноши мгновенно покрылся испариной, правая рука судорожно сжала в кармане свинцовый кистень.
Он стоял у изголовья Сасс-Тисовской неподвижно, чуть дыша, крепко стиснув зубы, смотрел на нее искоса, боясь повернуть голову.
“Почудилось… У-уф…” – вздохнул он, наконец, про себя с облегчением и стал открывать шкаф.
Руки молодого человека дрожали, были непослушными, и Капитон провозился с замком долго.
Шкатулка с гербом Сасс-Тисовских на крышке стояла на месте.
Быстро переворошив ненужные ему бумаги, Капитон сунул в карман полушубка черный бархатный кошель княгини, расшитый мелким жемчугом, – в нем лежали ассигнации крупного достоинства, в основном николаевские, – и стал заворачивать шкатулку в платок, припасенный загодя.
Неожиданно за его спиной послышался шорох.
Капитон стремительно обернулся – и тут же упал от сильного удара в грудь. Чья-то массивная туша навалилась на него каменной глыбой, толстые, сильные пальцы вцепились в горло.
Капитон изо всех сил рванулся в сторону, ужом выскользнул из цепких объятий, вскочил на ноги и опять грохнулся на пол, сбитый подножкой.
В лицо дохнуло сивушным перегаром, и хриплый, свистящий шепот всверлился в его сознание:
– Обмануть меня… вздумал? С-собачий сын! Удавлю-у…
“Вилюйский!? Как он?… Откуда?…”
Уже почти ничего не соображая и едва дыша, Капитон наконец вырвал из кармана кистень и ударил им купца по голове.
Тот только тряхнул лохмами – удар пришелся вскользь – и попытался перехватить руку Капитона.
Но не успел – следующий удар попал в висок.
Охнув, Вилюйский обмяк.
Судорожно глотая воздух, Капитон оттолкнул обеспамятевшего купца в сторону, поднялся.
В голове гудело, ноги подкашивались; чтобы не упасть, он прислонился к шкафу. Постоял немного, затем поднял оброненную шкатулку и шагнул к двери.
И тут кто-то схватил его за рукав.
