семья Петра Вечери попала в полон к крымчакам и следы ее давно сгинули.
Харчей хватило только на две недели, хотя экономили, как могли. Попутно подкормиться казаки не имели возможности – в лесу еще не было ни ягод, ни грибов, а заходить в деревни они опасались. И тогда было решено устроить засаду…
– А глянь, Иван, что там у барина в сундучке, – приказал Мусий.
Гамалею, не сговариваясь, сразу признали атаманом.
– Вино! – обрадовался Солонина.
– Дурень! – разозлился Гамалея. – Еду смотри.
– И еда есть: вареное мясо, хлеб…
– Это хорошо… – Мусий перевел взгляд на помертвевшего помещика. – Не повезло тебе, барин. Раздевайся…
Помещика раздели до исподнего.
– А что, Василь, одежка как раз тебе подходит, – сказал Гамалея. – Снимай свои обноски.
Казаки выглядели как оборванцы. Их одежда и так была ветхой, порядком изношенной, а лесное бездорожье, по которому они пробирались в родные края, и вовсе изодрало ее в лоскуты.
Остальные переоделись уже в лесу, куда от греха подальше загнали кибитку. Василий в одежде помещика совершенно преобразился. На его юном лице появилось выражение важности и значимости, а подвешенная к поясу сабля добавила Василию уверенности.
– Сойдешь за пана, – с удовлетворением сказал Гамалея. – И языкам иноземным ты обучен. Польский знаешь, немецкий… хоть и через пень-колоду. Ну для машкераду твоих знаний хватит.
– Что вы задумали, батьку? – насторожившись, спросил Василий.
– А поедем дальше, как люди… – Мусий хитро прищурился. – Ты будешь играть роль немца – как в вертепе[51]. Только свою мову на время представления забудь! Данила и ты, Иван, будете гайдуками. Лишнего не болтать! За сабли не хвататься, пока я не подам знак. Но будем надеяться, что Бог нас сохранит.
– А что с этим делать? – спросил Ширяй, указывая на помещика.
– Что, что… – Гамалея сокрушенно вздохнул. – Ты будто сегодня родился…
– Понятно…
Карабела вылетела из ножен с легким свистом, и в следующее мгновение голова помещика покатилась по земле.
– Добрая сабля, – с удовлетворением сказал Данила, вытер клинок пучком травы, и бросил карабелу в ножны.
– Эгеж… – согласился Солонина с лихим смешком. – Жаль, Петрик давно лежит в сырой земле. Некому народ поднять. У меня уже давно руки чешутся панам ребра пощекотать.
– Другие найдутся, кто поднимет, – угрюмо сказал Гамалея. – Но Петрика жаль. Какой лыцарь был! Помню я, помню… Ладно, нам пора. Яков, ты садись вместо кучера, а мы с Петром в кибитку. Нужно поднять верх, а мы спрячемся под попонами. Ты, Василий, держись уверенно, ежели стража какая встретится. Знай, лопочи себе что-нибудь по-немецки…
Василий был внебрачным сыном дочери прилуцкого полковника Дмитрия Горленко. Сама Мотря Горленко недолго зажилась на свете; она умерла, когда Василию было семь лет. От кого она понесла ребенка, Мотря так никому и не сказала. Даже отцу. Из-за чего была лишена отцовского благословения и отправлена жить на хутор у речки Громоклея. Там жил родственник прилуцкого полковника, старый запорожец Григорий Железняк, бывший куренной товарищ и полковой есаул.
Возможно, прилуцкий полковник и принял бы после смерти дочери более деятельное участие в судьбе своего внука (которого он никогда не видел), да ему самому пришлось несладко. В 1708 году Дмитрий Горленко вместе с Данилой Апостолом и другими старшинами явился к царю Петру с изъявлением покорности, но уже в 1711 году он примкнул к приверженцам Орлика[52]. В конечном итоге ему пришлось бежать в Бендеры, а оттуда – в Константинополь.
Вернулся Дмитрий Горленко на Украину только в 1714 году. Царь помиловал его, но он был отвезен в Москву, где проживал хоть и на свободе, но под негласным надзором. Так что бывший прилуцкий полковник понятия не имел, где находится его внук и жив ли он, а сам Василий не спешил заявлять свои права на родство с Дмитрием Горленко. Он не мог простить деду того, как тот обошелся с матерью.
Василия воспитывал старый Мусий Гамалея, который как раз прятался на хуторах от царских войск. Никто не знал, что простой, грубоватый с виду казак был образованным человеком. В свое время Мусий окончил Киево-Могилянскую коллегию при Киевском Братстве[53], которая затем получила статус академии. Он знал латынь и другие иностранные языки, в которых имел возможность усовершенствоваться, немало попутешествовав по белому свету.
Гамалея научил Василия всему, что знал сам. В том числе грамоте и обращаться с оружием, как огнестрельным, так и холодным. А в этом деле мало можно было найти равных Мусию, даже среди казаков-запорожцев.
Когда пришла Василию пора записываться в войско, предусмотрительный Гамалея посоветовал ему сменить фамилию. Больно уж Горленки были известны на Украине. (Так поступали многие, особенно после шведской войны.) Поэтому Василий записался как Железняк – по фамилии старого запорожца, приютившего Мотрю с малолетним сыном.
Немного подкрепившись, преобразившиеся казаки выехали на дорогу и спустя несколько часов оказались на шляху. Там движение было гораздо оживленней, нежели на проселочной дороге. Поразмыслив, Гамалея принял решение передвигаться в основном по ночам, благо небо было чистым, без туч, и полная луна светила как фонарь.
Днем они отдыхали, забираясь в лесные чащи – подальше от греха. Вопрос с провиантом решил счастливый случай – на привале им попался лось, которого опытный охотник Петро Вечеря убил с первого выстрела. Часть мяса испекли, а часть подкоптили, и благодаря этой охотничьей удаче они какое-то время не думали о том, как добыть себе пропитание.
Неприятности начались на десятый день пути. Успокоившись и повеселев от того, что за ними нет погони, казаки ослабили бдительность, за что едва не поплатились головами. В это раннее утро шлях был пустынен, и все, не сговариваясь, приняли решение ехать до дальнего леса, который темнел у горизонта, благо утренняя свежесть бодрила и сна не было ни у кого, ни в одном глазу.
Откуда появилась стража, никто и не заметил. Наверное, конники таились в каком-нибудь ярке неподалеку от дороги. По тому, как они с похвальной стремительностью окружили кибитку, видно было, что отряд стражников хорошо вымуштрован. Все их действия были точными и слаженными. Василий поначалу даже немного запаниковал, но тут за спиной послышался приглушенный голос старого Мусия:
– Спокойно, сынку, спокойно… Держи себя в руках. И будь готов…
К чему он должен быть готовым, Василий знал. Из оружия у него был только нож, но он управлялся с ним не хуже, чем с саблей. Лишь бы не сорвался раньше времени Яков, подумал он с тревогой, заметив, как у горячего чрез меру Шаулы напряглась спина.
– Кто такие? – строго спросил офицер.
Он был в небольших чинах – всего лишь фанен-юнкер[54] , но ему очень хотелось показать свою значимость, и Гамалея, который прятался под попоной и наблюдал в щелку за происходящим, сокрушенно вздохнул – этот так просто не отцепится.
Казаков остановили полицейские драгуны, как определил опытный запорожец Мусий. Они
