выходить.
Наблюдая за берегом, капитан время от времени отрывался от окуляра подзорной трубы и с интересом посматривал в сторону двух молодых людей в европейском платье, которые о чем-то оживленно спорили на незнакомом ему языке. Они стояли на палубе юта[58] и яростно жестикулировали.
Они зафрахтовали «Сан-Криштован» в Константинополе и заплатили золотом, не торгуясь, – сколько наугад брякнул да Силва. Капитан потом пожалел, что не запросил вдвое больше. Он совершенно не сомневался, что молодые люди приняли бы и эту цену без особых возражений.
Но что сделано, то сделано. Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. А слово такого известного и уважаемого в купеческом мире Средиземноморья мореплавателя, как Альваро да Силва, стоит дороже золота.
Поначалу капитан думал, что его пассажиры – беглецы. В последние годы многие стремились в Англию, куда держал курс и да Силва. Но потом, по здравому размышлению, капитан поймал себя на мысли, что больно уж уверенно держатся молодые люди. В конечном итоге да Силва решил, что это просто богатые путешественники, решившие повидать мир за счет родительских средств.
Личного багажа у них было совсем мало, чем молодые люди здорово отличались от французов, которые тащили за собой многочисленные сундуки с одеждой. Не были они похожи и на итальянцев, не мысливших путешествия без винного погребка. И уж совсем пассажиры «Сан-Криштована» не напоминали греков (хотя тоже были черноволосыми и сильно загорелыми), которые обычно везли с собой целый арсенал разнообразного оружия.
Впрочем, молодые люди, а также их слуги не были безоружными, хотя держали свои сабли и пистоли не на виду. Но капитан, немало повидавший на своем веку, был уверен, что они и голыми руками способны разогнать половину его матросов, вооруженных кутласами.[59]
Особенно поразили да Силву двое телохранителей. С виду они были совершенными разбойниками: жилистые, поджарые, в шрамах от сабельных ударов и с диковатыми волчьими взглядами.
Когда они ступили на судно, то были одеты в турецкие халаты и фески и при этом шли слегка согнувшись, как паломники, глядя строго под ноги, – чтобы не показывать свои лица. Это да Силва понял уже потом, когда флейт вышел в море и телохранители с видимым облегчением сняли свои маскировочные одежды. Теперь они расхаживали по верхней палубе как нобили[60], поглядывая на матросов и даже на капитана с плохо скрываемым превосходством.
И только когда да Силва увидел их чубы, представлявшие собой клок волос посреди бритой головы, он наконец понял, что перед ним запорожские казаки. Молва об этих степных рыцарях достигла даже Португалии. Их вождь Сагайдак-бей [61] в свое время взял турецкую крепость Варну, Синоп, Кафу, сжег весь турецкий флот.
Поэтому в Константинополе казаки предпочитали турецкую одежду, чтобы их не узнали, и дальше порта не совались. Спрятаться в порту было легко, потому что там бурлило человеческое море, – Турция весьма оживленно торговала со многими странами.
Пассажирами португальца были Андрей и Яков, сыновья черниговского полковника Полуботка. Они прибыли в Константинополь на фелюке[62] крымского мурзы Жантемир-бея с его ярлыком[63]. В какую сумму вылилась отцу эта услуга мурзы, сыновья могли только догадываться. Но уговор был исполнен честно, и два бочонка с золотыми монетами – главный багаж Андрея и Якова – удалось скрыть от острых глаз турецкой портовой стражи.
С Альваро да Силвой сговаривался Яков, более искушенный в иностранных языках. Сыновьям Полуботка очень повезло, что португалец согласился принять их на борт. Другие капитаны наотрез отказывались брать пассажиров. Их не прельщала даже большая сумма золотом, которую предлагал Яков.
Проблема заключалась в том, что при наличии посторонних людей на торговом судне турецкие таможенники обыскивали его с большой тщательностью и никакой бакшиш не мог воспрепятствовать их рвению. Для всех, связанных с морской торговлей, не было большим секретом то обстоятельство, что многие суда везли в своих трюмах малую (а нередко и большую) толику контрабанды. Наличие пассажиров на борту таможенники связывали с особо ценным контрабандным грузом, нуждающимся в сопровождении. По этой причине придирчивый досмотр капитанам был ни к чему.
Андрей и Яков спорили, куда пристроить двести тысяч золотых червонцев, которые находились в бочонках.
– …Отец сказал, что золото лучше положить в Английский банк! – настаивал старший по возрасту Андрей.
– Два с половиной процента годовых! – фыркнул Яков. – Так мне объяснил в Константинополе английский шкипер. Это же сущий мизер.
– Зато надежно!
– В банке Ост-Индской компании дают четыре процента. При таких процентах на вклад не распространяются правила конфискации за давностью лет, что для нас немаловажно. Кто знает, как сложится наша дальнейшая судьба… И потом, два с половиной и четыре процента – это большая разница.
– Может, это и так, но Английский банк, по моему уразумению, надежней.
– А чем тебе не нравится Ост-Индская компания?
– С этими торгашами только свяжись… Могут и обмануть.
– Шкипер клялся, что надежней заведения, чем банк Ост-Индской компании, во всем подлунном мире не сыскать. Он там держит свои сбережения. И потом, компания торгует со всем белым светом, золото к ним ручьями течет. Кто ж будет при таких барышах обманывать, ронять свою репутацию?
– Эх, Яков, Яков… Учили тебя, учили, а главного ты не знаешь. Что может быть самым надежным в наше время? Ну-ка, ответь.
– Глупый вопрос… Конечно, золото. Есть у тебя деньги – ты человек, нет – тобой как скотиной помыкают.
– Умная голова главное, Яков. В ней все твои сокровища. Вспомни нашего батьку. Все у нас Мазепа забрал, едва по миру с протянутой рукой не пошли. Ан нет, выжили. И снова богатство накопили. И все благодаря отцу, его светлой голове.
– Ум – это хорошо. А удача – еще лучше. Но без золота все равно никуда. Чем больше у человека денег, тем он умнее.
– Не понял… Ты это серьезно?
– Куда уж серьезней. Вспомни Чарныша – каким он был до того, как стал генеральным судьей. Неприметной серой мышью, кормившейся зернышками с господского рваного мешка. Никто его за умного человека не держал. А нынче поди ж ты… Кладезь ума. Как набил мошну на взятках, так сразу стал великим мыслителем. Ты бы видел его в суде. Не говорит, а вещает как пророк.
Андрей рассмеялся.
– Что да, то да, – сказал он весело. – У нас есть пример еще ближе. Черниговский сотник Пидкуймуха. Раньше в шинке даже после доброй чарки не мог двух слов связать, – наверное, стеснялся своей драной свитки, – а теперь, когда ему батька хутор подарил и когда он надел
