внимания, но у этого человека украли несколько картин вместе с рамами, а поскольку их в руках не унесешь, значит воры имели транспорт, притом с тайником. Вы ведь сами знаете, что гаишники проверяют почти каждый грузовик…
– Ну и что, нашел тайник? – с нервным смешком спросил Храпов.
– Нет. Теперь я вижу, что мы ошибались. – Я сделал такие честные глаза, что даже сам себе поверил.
– Вот брехливая падла… – проворчал плешивый дуболом.
– Врет, козел, – с нехорошим выражение лица поддержал его и второй бык. – Нужно его немного бритвой расписать, может, поумнеет.
– Твоя правда, – согласился Храпов. – Поднимай…
Электромотор тали противно взвыл, и я снова ощутил неимоверную тяжесть, буквально расчленяющую мое тело.
– Мужики, вы что, в натуре!!! – заорал я благим матом. – Я выложил все, как на духу!
Отвяжите руки, перекрещусь!
Я не был лохом и знал, что живым они меня не отпустят. В любом случае. Но надежда всегда теплится в человеке, даже в самых критических, безвыходных ситуациях, а потому мне ничего иного не оставалось как играть свою роль до конца. Вдруг я ошибаюсь…
'Восточный человек' достал из кармана опасную бритву и вопросительно посмотрел на Храпова. Тот стоял потупясь, о чем-то размышляя.
– Парни, я не соврал! – продолжил я свою волынку. – Ну что вы в самом деле!?
– Заткнись! – рявкнул бас. – Еще успеешь накричаться.
Храпов поднял голову и испытующе взглянул на меня. Я изо всех сил пытался выжать слезу, но мои артистические способности достигли своего предела. К тому же я готовился к боли, страшной боли, которая мне уготована. Я совершенно не сомневался в участи, которая мне предстоит. Воюя с чеченами и зная их кровожадность к пленным контрактникам, я всегда носил в кармане гранату, чтобы в случае чего отправиться на небо, минуя пыточный полустанок. Мне, конечно, приходилось испытывать боль – я был три раза ранен – однако она не шла ни в какое сравнение с теми муками, что испытали буквально расчлененные русские парни, которых мы находили в подвалах разрушенных домов Грозного и в горах. И вот теперь у меня даже нет моей смертоносной палочкивыручалочки, последнего прибежища пусть и не храбрых, но отчаявшихся – это точно.
Держись, Сильвер, держись…
– Начинай… – тихо и буднично приказал Храпов и отошел в сторону – чтобы его не обрызгало кровью.
Я сцепил зубы и обречено закрыл глаза. Господи, прости меня грешного…
И в это время среди воцарившейся тишины неожиданно громко и нагло подал голос мобильный телефон.
– Алло! – это Храпов. – Да, конечно… Взяли. Как договаривались… Нет, пока нет. Почему!?
Понял, извините… Слушаюсь. Когда? Хорошо, ждем…
Я потихоньку поднял непослушные веки и посмотрел на палачей. 'Восточный человек', матерясь под нос, с явным сожалением прятал свое страшное орудие в карман. Его напарник тоже был не в лучшем расположении духа. Но никто из них даже не заикнулся, чтобы убедить Храпова продолжить экзекуцию. А то, что ее почему-то отменили, и скорее всего начальники Храпова, я понял мгновенно. Господи, спаси меня! Если меня минует чаша сия, пойду в церковь и поставлю всем святым столько свечей, сколько они никогда еще не видели.
Меня в очередной раз опустили на грешную землю. Вернее, мой груз. Я по-прежнему висел распятый и недоумевающий. Что стряслось? Похоже, мои палачи кого-то ждут. Для чего? Чтобы продолжить начатое в присутствии какого-нибудь мафиозного босса? Может, у него такое хобби – смотреть на пытки. Совсем эти новые русские озверели.
Верхний свет в складе потушили. Зато включили прожектор, бьющий мне прямо в глаза.
Так прошло добрых полчаса.
Наконец я услышал, как к моему узилищу подъехала машина – судя по тихому, воркующему звуку мотора, импортная и наверное очень дорогая. Возле двери склада наметилось какое-то движение, но я ничего, кроме обжигающе яркого света, не видел – этот подлый прожектор находился где-то в пяти-шести метрах от меня и имел лампу мощностью не ниже киловатта.
Меня созерцали минуты две. Я весь сжался, ожидая продолжения спектакля с бритвой, но мои страхи оказались напрасными. Послышался тихий говор, затем мягко хлопнула дверка машины и босс моих палачей отбыл. Спустя некоторое время прожектор потушили и я оказался в кромешной мгле, в которой катались радужные круги – 'записанные' на глазную сетчатку прожекторные лучи. Кто-то невидимый подошел ко мне и грубо залепил мой рот клейкой лентой. Вскоре громыхнул засов на двери склада и я очутился в полной тишине.
Я попытался трепыхнуться, чтобы освободить руки. Но груз на ногах не дал мне возможности поджаться даже на сантиметр. Безнадежно вздохнув, я покорно сдался на милость судьбы. Мне даже не хотелось думать, что будет дальше и почему меня оставили в покое. Может, босс этих негодяев – людоед /мало ли какие бывают бзики у богатых/ и решил мною пообедать, а его шестерки ждут, пока мое мясо не станет достаточно нежным и мягким. Мне рассказывали, что так поступают корейцы для получения своего самого излюбленного деликатеса – собачьей вырезкой. У специально откормленных псов выворачивают лапы и привязывают на ночь к столбам. Бедные животные воют от боли до самого утра, тем самым очищая мясо от лишней крови – она скапливается поближе к сердцу. Поутру, сделав собачкам секир башка, корейские гурманы жарят или парят – хрен его знает – вкусный, выдержанный и натуральный продукт вместе с приправами, а потом трескают, поливая соевым соусом. Так это, или не так – утверждать не берусь. Но в данный момент, в отличие от псов, я даже лишен был удовольствия всласть покудахтать по причине заклеенного рта.
Уже начало светать, когда вновь появились мои истязатели; за исключением Храпова. Он, похоже, и впрямь был настоящим бригадиром – только мафиозного клана, и теперь сладко почивал, предоставив двум своим подручным самим закончить начатое. Но ко мне даже пальцем не коснулись, если не считать укола, который всадил мне 'восточный человек', особо не целясь, прямо в мягкое место. Наверное, этот козел имел некоторые медицинские познания; правда, весьма специфические.
Балдеж начался спустя минуту. Я не знал, какой препарат мне вкололи, но очень хотел, чтобы 'медик' не рассчитал дозу. Вдруг бедолаге Сильверу повезет и он вознесется на небеса в первозданном виде и со скоростью ракеты?
С мыслью о возможности нечаянной легкой смерти я и отрубился. Это было прекрасное чувство…
Глава 12. ТЮРЬМА
Мое пробуждение оказалось наполненным чудесами. Первой мыслью, после того как я осознал себя бурно размножающейся и быстро эволюционирующей инфузорией туфелькой, стало ежесекундно крепнувшее убеждение, что я почему-то лежу в хлеву и подвергаюсь газовой атаке со стороны по меньшей мере десятка свиней. Они даже похрюкивали от удовольствия, но я их пока не видел, так как мои веки окаменели и мне никак не удавалось открыть глаза.
