труп. Потомственный строитель – и в клоуны?! Короче, пристроили меня на теплое местечко в тресте с перспективой на номенклатурную должность, а затем и брак устроили, правда, по любви. (Это я так тогда думал.) Сначала все было тип-топ, жизнь катила будто по маслу. Но едва похоронили деда, как я тут же подался в циркачи. Софка, ясное дело, в слезы, старики – на дыбы, но для меня они авторитетами не были. Поездил я по свету, душу отвел, денег зарабатывал столько, что даже Софка успокоилась – я ей такие шубы привозил, золотом увешал с головы до ног, как рождественскую елку… жизнь казалась прекрасной и наполненной бесконечными ра-достями…
Лазарь тяжело вздохнул и закурил.
– А затем, – продолжил он, жадно затягиваясь папиросным дымком, – наступила финита. Трандец всему. И все в один год, будь он проклят. Мать с отцом скончались в реанимации после автокатастрофы – дедов 'ЗИМ' не потерпел смены владельца, – а Софка спустя полгода свалила за бугор. Я запил, из цирка меня попросили, а когда узнал от знакомых, что жена с дочерью кантуются в пересыльном пункте неподалеку от Афин, то скоренько продал квартиру, нанялся матросом на 'морозилку' и при первом же удобном случае остался на берегу в Гибралтаре: там мы дозаправлялись. Вот и вся моя одиссея.
– А как семья?
– Пока я бороздил моря и океаны и ждал оказию, чтобы рвануть когти, Софка наконец оформила все необходимые документы и преспокойно отчалила в Штаты. Когда я в конце концов добрался до Афин и узнал, где моя семья, то в кармане у меня оставался ровно один доллар. Так что все мои надежды накрылись… сам знаешь чем… После двух месяцев полуголодного существования на задворках греческой столицы, без денег, крыши над головой, документов и вида на жительство, когда каждый держиморда мог придавить меня ногтем, как клопа, Отелло внутри меня стал словно ягненок, а любовь к Софке испарилась будто моча старого осла, оставив лишь грязное пятно на душе и мерзкий запах в памяти. Се ля ви…
– Такова жизнь… – С этим выражением я был согласен.
Почему-то я ему верил. Конечно, не до конца, но все-таки. Его рассказ казался искренним, не наигранным. А если уж судить совершенно беспристрастно, то у меня просто не было иного выхода, как поверить и остаться в его жилище хотя бы на несколько дней: чтобы разобраться с Сеитовым без лишней головной боли о надежном пристанище.
Мы проговорили, что называется, до первых петухов. За окнами тяжело вздыхала бессонная столичная ночь, в комнате царил полумрак, и бесконечный треп Лазаря действовал на мою душу как животворящий бальзам: только теперь я ощутил, что у меня есть Родина. И возможно, семья. Я так этого хотел…
Волкодав
Я был восхищен – толстый грек оказался гениальным режиссером-постановщиком батальных сцен.
Едва он возвратился на свой 'боевой пост' за стойкой бара после обхода действующих лиц и исполнителей драмы, плавно переходящей в трагикомедию, как две носатые чувырлы тут же перекочевали за столик топтунов.
Уж не знаю, о чем там шел разговор, но вскоре проститутка, наверное самая наглая, уселась одному из них на колени и тут же была довольно невежливо сброшена на пол.
Я понимал состояние этих двух орлов и даже где-то посочувствовал – им сейчас только секса и не хватало для полного счастья…
Наверное, в другое время и при иных обстоятельствах собравшиеся в кабаке подонки лишь поржали бы лениво, но теперь, едва раздался вопль разъяренной шалавы, как с десяток хмырей тут же бросились отстаивать поруганную 'честь' соотечественницы, на бегу опрокидывая скамейки и столы.
И пошло-поехало…
Мы с Акулой не стали ждать финала: едва топтуны были погребены под грудой тел нападавших, как мы бросились к двери, ведущей к туалетам.
Бросились – сильно сказано. Если быть совершенно точным, то я прыгал, словно горный козел, через вылетающие из кучи малой тела, уворачивался от разных летающих предметов, раз даже пролез под столом… – короче, отплясывал то ли шотландскую 'джигу', то ли хохлацкий 'ползунец', и скорость моего продвижения к заветной двери была чуть выше черепашьей.
Акуле пришлось полегче – его стол находился неподалеку от нашей цели; но и он продвигался к ней едва не на карачках.
Уже закрывая дверь, я еще раз взглянул на 'Мамаево побоище', и от этого мне едва не стало дурно – черт меня дери, как же я сразу не догадался?!
На топтунов теперь навалились почти все завсегдатаи кабачка, но их могло быть и вдвое больше, а эффект остался бы прежним – эти двое работали кулаками, как хорошо отлаженная зубодробительная машина.
И мне ли не знать, где проходят такие 'академии'?!
Это были 'торпеды' ГРУ. Звери, а не люди. С отменной выучкой, хладнокровные и целеустремленные убийцы, сродни японским камикадзе.
Правда, чаще всего с мозгами древних ящеров, но в их профессии извилины и не особо нужны. Оснащенные самым современным оружием, с 'броней', которую не брал даже крупный калибр, они рвали на куски все, что им попадалось под руку. Живые танки.
После спецопераций с их участием эффект был потрясающим. Люди без имени, биографии, национальной принадлежности и даже легенды. Миф, фантом, призрак, являющийся прямо из преисподней.
На первоначальной стадии мы обучались вместе. 'Мы' – это ликвидаторы. Но затем наше мудрое начальство сеяло всех через мелкое сито, и дальше у каждой группы был свой спецкурс – 'торпеды', 'волкодавы' и 'борзые'.
Конечно, такое деление было достаточно условным, ведь нас всех учили одному – убивать. Убивать быстро, бесшумно, без следов и с наибольшей эффективностью, предусмотренной тщательно разработанным планом.
Но все курсанты мечтали попасть в разряд 'борзых'. Разве можно сравнить бездумную тупорылую 'торпеду', рушащую все подряд, или стаю взбесившихся 'волкодавов', преследующих потерявшую голову жертву, с элегантной, молниеносной 'борзой', достающей противника в поединке умов и мышц?
Один на один, как говорится, без дураков. Просчитать, вычислить, угадать, найти подходы, войти в контакт и исчезнуть, словно бесплотный дух. И нас спускали с цепи только тогда, когда все иные варианты были исчерпаны.
Мое прозвище как бы намекало на принадлежность к 'волкодавам', но я его получил еще в Афгане и совсем по иным мотивам. А потому не хотел, чтобы меня причисляли к этому разряду профессиональных разрушителей.
Мой замысел сработал, как и предполагалось. Выставив оконную раму, мы с Акулой вылезли на свет ясный и беспрепятственно дали деру. С этой стороны нас никто не ждал – 'торпеды', они и есть 'торпеды'…
Я проверял наличие хвоста часа два. Акула, с кем мне было недосуг поговорить более обстоятельно, смотрел на меня как на сумасшедшего. Он еще мало служил в нашей 'фирме', а потому не знал, что один живой пес лучше, чем десять мертвых львов.
Потому 'борзые' никогда не жалеют ног, чтобы не потерять глупую голову.
