будучи признанной знаменитостью, он заупрямился, ему не преминули об этом напомнить…
Коллимах был связником, так как рабы – осведомители сколотов – не имели права выходить за стены города. И свою тайную роль он играл не менее превос-ходно, чем главные роли в трагедиях на сцене театра.
– Какие новости принес? – спросил Коллимах у Фиска, безмятежно потягивающего вино.
– Новости важные, брат, – Фиск отставил скифос в сторону. – Правда, я пока толком не разобрался во всем услышанном. Но это и не моя задача. К Дионисию пожаловал главный жрец храма Аполлона Дельфиния в Ольвии Герогейтон…
ГЛАВА 26
Марсагет устало смахнул пот с лица и опустился на кучу камней для пращей. Кто-то из телохранителей заботливо пододвинул ему седельную подушку, но вождь даже не взглянул в его сторону. В ушах стоял неумолчный звон: выпущенный из баллисты камень вскользь ударил по шлему, и теперь Марсагет в мыслях благодарил Великую Табити за оказанную милость – прийдись удар чуть левее, и шлем раскололся бы, как яичная скорлупа. Вместе с черепом…
Атейополис догорал. Горшки с зажигательным составом, переброшенные через валы дальнобойнымие катапультами сармат, сделали свое дело: деревянные хижины ремесленников неподалеку от стен превратились в золу, в акрополе не успевали тушить крыши. Сгорел и весь запас дров, и теперь каждая щепка была на вес золота – воинам нужна горячая еда, чтобы поддерживать силы. От бедняцких хижин Атейополиса остались одни столбы – ремесленники сами, без подсказки военачальников и вождей, разбирали свои хижины на дрова, чтобы было на чем сварить обед защитникам Старого Города.
Долгожданный дождь принес осажденным некоторое облегчение, но ненадолго: ливень с градом наполнил опустевшие цистерны для воды, притушил пожары, но не смог охладить яростного стремления сармат покончить с Атейополисом в ближайшее время. Лагерь Дамаса напоминал разворошенный муравейник: с виду бестолково мечущиеся среди шатров темные фигуры воинов сливались в многочисленные колонны, гибкими жалящими щупальцами тянувшиеся к валам, а также к стенам акрополя. Прикрываясь огромными, сколоченными из жердей осадными щитами, сарматы почти без потерь докатывались к укреплениям и, приставив лестницы, стремительно взбирались наверх. Камни пращников не могли нанести им существенного урона; кипяток, который защитники Старого Города лили на головы врагов, попадал, в основном, на бычьи шкуры, натянутые поверх жердей осадных щитов, а мелкие брызги только горячили и так обозленных донельзя сарматских воинов. Рукопашные схватки на валах были жаркими, кровопролитными.
Рвы у стен акрополя, засыпанные землей и фашинами, полнились трупами – здесь бои шли наиболее упорные и тяжелые. Акрополь защищал военачальник Санэвн и отборные воины дружины Радамасевса. Сам же вождь племени вместе с Радамасевсом дневал и ночевал у главных ворот Атейополиса, где было самое уязвимое место в обороне.
Проливной дождь, зарядившей с вечера и поливавший землю всю ночь, прекратился с рассветом. Тучи уползли за горизонт, солнце взошло не по-осеннему жаркое, чуть затуманенное испарениями. Борисфен успокоился, застыл, словно расплавленное серебро.
Утренний штурм, не подкрепленный мощью баллист и катапульт, (у них отсырели жгуты и натяжные устройст-ва, изготовленные наспех из веревок вместо сгоревших), удалось отбить без особого труда.
Перед обедом на защитников Старого Города снова обрушился каменный град. Марсагет с военачальниками стоял в это время на валах под прикрытием чудом сохранившегося навеса. И первый же увесистый булыжник легко проломил порядком истрепанную в предыдущих обстрелах крышу из двойного слоя толстых жердей и зацепил Марсагета.
«Дурное предзнаменование…» – Марсагет снял шлем, потрогал голову, поморщился – слегка саднило, под пальцами ощущалась здоровенная шишка.
Он кинул взгляд на вражеский стан. Перед юртой Дамаса курился жертвенный костер. Девушки- сарматки, оставшиеся в живых после первого боя, образовали круг; внутри него стояли жрицы – растрепанные, в ритуальной раскраске, едва проглядывавшей сквозь слой копоти на осунувшихся от недосыпания лицах: они ночью и днем молили божества сармат даровать им победу, через равные промежутки времени сменяя друг дружку. Охрипшие голоса жриц временами срывались на истошные вопли, тут же подхватываемые окружавшими их девушками. Отчаянная мольба, многократно повторенная звонкими девичьими голосами, распугивал воронье: стаи птиц – сытых, опьяненных кровью и видом поживы, густо усеявшей пространство на расстоянии полета стрелы вокруг валов Атейополиса, – взмывали ввысь, где, неторопливо кружа, на своем вороньем языке возносили хвалу кровожадному Вайу за такое обилие пищи.
По ночам у валов шныряли бесшумные тени; оголодавшие бездомные псы вышли на страшную охоту за мертвечиной. Изредка пламя от пропитанной смолой горящей пакли, прикрепленной к древку стрелы, освещало картину иную: прячась за скопищем мертвых тел, к валам ползли передовые отряды сармат в надежде захватить врасплох защитников Старого Города. И тогда звонкие удары о медный щит будили сколотов, и катились вниз клубки огня, и поющие стрелы лучших лучников Атейополиса разили без промаха.
Марсагет думал. О том, что силы защитников на исходе, о том, что ряды их сильно поредели, и даже раненые долго не отлеживались, невзирая на запреты военачальников, вновь и вновь шли на валы, чтобы помочь товарищам отразить очередной штурм. Взялись за оружие и женщины – один из отрядов под предводительством Опии защищал акрополь, а второй, где главенствовала жена кузнеца Тимна, прикрывал Старый Город со стороны речных обрывов.
Но где же Абарис? И что случилось с посольством Аттамоса к царю Скилуру? Почему запаздывает помощь? Неужели они ее так и не дождутся?!
Марсагета окликнул телохранитель:
– Великий вождь! Гонец от вождя Радамасевса.
Воин с перевязанной под кожаным шлемом головой стоял позади Марсагета, придерживаясь за подпругу коня.
– Что там? – нетерпеливо поднялся вождь и шагнул к гонцу.
– Мы заарканили утром аорса. Вождь Радамасевс просит тебя прибыть к нему…
Марсагет было разгневался – почему именно он должен идти к Радамасевсу, а не наоборот?! – но тут же остыл, вспомнив, что его побратим получил два дня назад удар копьем и теперь даже забраться на валы без посторонней помощи не в состоянии.
– Хорошо. Коня!
Вождь с телохранителем наметом умчался к обрывам, где находился Радамасевс.
Тем временем в юрте предводителя сарматского воинства шел жаркий спор. Дамас с потемневшим от злости лицом осыпал упреками Карзоазоса; тот, как всегда невозмутимый и сосредоточенный, слушал его ругань с поразительным хладнокровием. Только крепкие тяжелые руки военачальника аланов, обхватившие пояс, подрагивали от скрытого напряжения, выдавая его истинное состояние.
За спиной Карзоазоса стояли военачальники: аорсов – высокий гибкий воин с чуть
