материал, мусор, от которого так ли иначе нужно избавляться. Конечно, лучше будет, если вы умрете как герой, защищая интересы родины.
Но я хочу вернуть вам долг. Я проделаю с вами тот же трюк, который вы исполнили со мной. Вы что-то не поделили со своим дружком – а вот он уже лежит, сердешный! – и выяснили отношения как в старые добрые времена, на дуэли. И при этом угрохали друг друга. Оружие в наличие, двери и окна закрыты, пес, которого я усыпил, жив и здоров, честно несет свою сторожевую службу… Полный ажур! Как вам эта картина? Впечатляет?
Конечно же, я врал. Он мне нужен был живым. И не только мне, а кое-кому с большими погонами. Это приказ, который не обсуждается и не имеет иного толкования. Но я еще не довел операцию до ее логического завершения. А потому его откровения были мне нужны как воздух.
– Так ли, иначе – все равно мне каюк… – угрюмо буркнул полковник с нотками отчаяния в голосе.
– А вот тут вы не правы. Да, все верно, в какой-то мере решать вашу судьбу поручено мне.
Наша 'контора' не может допустить такого бардака в своих рядах. Даже с поправкой на сплошную демократию. Вы понимаете, о чем я говорю. Но с другой стороны вас нельзя считать и предателем, изменником – формулировка не суть важна. Так что, если я с вами договорюсь полюбовно и вы честно ответите на интересующие меня вопросы, то мы и впрямь, как я говорил ранее, можем разойтись словно в море корабли. Да, вы будете арестованы, этого я не скрываю. И этапированы в Москву. Но там вами будут заниматься, в отличие от меня, вежливые и законопослушные люди, а если учесть ваши знакомства и связи, то срок вы получите минимальный. А может быть – просматривается и такой вариант – вообще отделаетесь легким стрессом, связанным с увольнением из наших чекистских рядов. Что для вас как с гуся вода, учитывая те бабки, которые хранятся на ваших счетах за бугром. Ну как вам мой расклад? Соглашайтесь, я даю вам отличный шанс. Между нами нет вендетты, вы мне безразличны, а потому я не испытываю большого желания приставить вам пистолет к виску и нажать на курок. Я не кровожаден.
Просто служба у меня такая. Вы это должны понимать.
– Понимаю… – задумчиво кивнул Гордеев. – То, что более-менее приличного выхода у меня нет.
– Почти что так. Но не я в этом виноват. Вы взрослый человек и должны отвечать за свои поступки.
– Я могу подумать?
– Минуту, – сказал я резко и безапелляционно. – У меня времени в обрез. С вашей подачи я имею столько проблем, что над их разрешением придется пахать всю ночь и завтрашний день. Так что будем толерантны, господин полковник.
Он посмотрел на меня сумрачно, с каким-то странным интересом, и спросил:
– А может мы договоримся по-иному?
– Это как? – прикинулся я простаком.
– Я снимаю все ваши проблемы по городу, в том числе и связанные с уголовным розыском, а вы составляете положительный отчет о проделанной работе. Естественно, после того, как на ваш счет в банке, расположенном, например, на каких-нибудь Фарерских островах, будет перечислена сумма с многими нулями, притом 'зеленью'.
Пять 'лимонов' вас устроит?
– Нет. И десять тоже. Как говорил незабвенный герой любимой книги моего отрочества, торг здесь неуместен. Поздно, Маня, пить боржом, уже почки отвалились. Предложи вы мне такой вариант два месяца назад, до начала вашей 'кампании' против меня, я бы еще подумал. Но сейчас мы с вами сидим в поезде, который летит под откос. Или – или, другого не дано.
И только сейчас я увидел на его лицо подлинное отчаяние. Я его понимал: карьера – коту под хвост, до денег, которые полковник скопил на заграничных счетах, как до Киева на карачках, притом неизвестно, когда он туда стартует – десять лет строго режима (в лучшем случае, если дело дойдет до трибунала) еще нужно отсидеть и выйти из колонии живым, а годы бегут, бегут, и клевая жизнь миллионщика где-нибудь в Испании, на собственной вилле, в окружении шикарных телок и угодливых слуг, все отодвигается, отодвигается… и уже почти не видна… Да, ему было от чего рвать волосы. Но что поделаешь, такова жизнь.
Он начал говорить…
Вместо эпилога
Я терпеливо нажимал и нажимал на кнопку домофона, в точности зная, что хозяева нужной мне квартиры дома. (Для этого мне пришлось воспользоваться специальной техникой, которую захватила с собой вызванная мною из Москвы оперативная группа нашего управления). Мало того, к ним пришли еще и гости. За железной дверью подъезда царило молчание, но я поклялся, что не сойду с места, пока мне не откроют. Даже если придется торчать возле парадного сутки. И мне должны открыть именно хозяева той квартиры, на которую я нацелился, а не какой-нибудь другой жилец. Вот такой я упрямый, нехороший человек…
Все-таки есть высшая справедливость на этом свете. Хозяева не выдержали моей настойчивости и динамик домофона спросил женским голосом:
– Кто там?
– Юля, это я… Геннадий…
– Ты-ы!? Как?..
– Открой и все узнаешь. Мне нужно с тобой поговорить. Очень нужно, Юля.
Мне показалось, что она колеблется. Но потом внутри дверного замка что-то щелкнуло и Юлия сказала:
– Входи…
Знакомый подъезд, знакомый лифт и лестничные марши… Ах, воспоминания! Теперь они были для меня сладостными. Все течет, все изменяется…
Юлия, как мне показалось, здорово похудела. Мы стояли в прихожей и смотрели друг на друга со странным напряжением и даже недоверием – будто супруги, которые развелись, а затем решили помириться.
– Ты не хочешь пригласить меня в комнаты? – спросил я, чтобы разрядить обстановку. – Может, у тебя гости?
– Да… То есть, нет! Просто подруга…
– Надеюсь, я вам не помешал?
– Нет. Проходи… – Она посторонилась. – Сюда…
Шикарная гостиная, которую я так и не рассмотрел как следует той памятной ночью.
Диваны, пуфики, канделябры, хрусталь и кожа, дерево и мрамор. Блеск. Живут же люди…
Она сидела в дальнем углу, перед телевизором – смотрела какой-то видеоклип. Пела симпатичная девица, нечто современное и совершенно субтильное: 'Синяя вода, золотой песок… Ля-ля-ля-ля-ля, что-то на восток…' – слова песни я разбирал через одно, так как звук был приглушен.
Наверное, явись сейчас перед нею какое-нибудь чудовище, и то она бы так не испугалась как при виде хорошего простецкого парня Генки Чернова. С чего бы?
