столе (такую и в музее не найдешь), и наконец в красном углу располагалась языческая божница – много керамических фигурок идолов. Перед ними было насыпано просо, и стоял подсвечник с вполне современными восковыми свечами.
Но были и отличия.
Во-первых, на всех стенах горницы висели пучки лекарственных трав (что, в общем, вписывалось в картину древнерусской старины).
Во-вторых, неподалеку от печи стоял казан на массивном литом треножнике, украшенном грифонами. Под ним находилась жаровня, почти доверху наполненная тлеющими угольями. В котле что-то тихо булькало.
Пар от варева и приятный на запах дым уходили в конусообразное отверстие над казаном, притом создавалось впечатление, что там стоит электрическая вытяжка, потому как воздух в комнате был прозрачен и чист.
А в-третьих, в углу слева от двери (Олег глазам своим не поверил) находился стол, на котором разместилась вполне современная химическая лаборатория с колбами, ретортами, стеклянными трубками, склянками с химикалиями и каганцом для подогрева жидкостей во время проведения опытов; не хватало лишь компьютера и муфельной печи.
– Присаживайся, – приветливо сказала бабка, указав на лавку возле стола.
– Спасибо, – робко поблагодарил Олег, и сел с таким видом, словно под лавкой находилась, по меньшей мере, противопехотная мина на боевом взводе.
Он чувствовал себя очень скованно. Несмотря на приветливый тон, от старухи исходила какая-то неведомая сила, и он пока не мог понять, добрая она или злая.
Ожега была очень старой. Ее лицо покрывали даже не морщины, а рытвины и глубокие колеи, проложенные беспощадным временем. Но большие круглые глаза бабки блестели молодо и временами так неестественно и страшно, что у Олега вообще душа ушла в пятки.
Может, она наркоманка? – подумал художник. Например, мухоморит. Заварит грибки и пьет отвар. А затем балдеет… вместе с Дедком.
Олег, как вполне современный человек, продукт бездуховного общества, просто не мог поверить, что его спаситель (а это точно был Дедко) какой-то фантом, оживший языческий идол. Художник уверил себя, что Дедко всего лишь отшельник, поселившийся в этих краях с давних пор.
А много ли надо местным старушкам, чтобы обожествить странного, почти призрачного типа, шатающегося по ночам под окнами деревенских изб и вышагивающего по болотной трясине аки посуху?
В этом не было ничего необычного – за многие годы Дедко изучил топи, как свои пять пальцев, и знал все скрытые от непосвященного глаза болотные тропки. А приношения, которые старушки оставляли идолу, он с благодарностью забирал.
Жить в полном единении с природой, это, конечно, круто, но и отшельнику иногда хочется съесть чего-нибудь сладенького, да и домашние лепешки неплохо разнообразят его скудный стол.
– С чем пожаловал, милай? – спросила Ожега, царапнув острым взглядом по бледному лицу художника.
– Вот… это вам, – сказал он, протягивая ведунье узелок с харчами, который дал ему Беляй.
Хорошо, что Олег, зная, куда идет, упаковал его в полиэтиленовый пакет. А еще повезло, что узел с дарами для Ожеги он обронил на тропе, не потащил за собой в трясину. Иначе сейчас мед ели бы водяные и лешие, запивая его молоком и заедая свежеиспеченным караваем.
– Благодарствуем, – ответила Ожега, и приняла узелок с таким видом, словно Олег преподнес ей, по меньшей мере, драгоценный сосуд.
Художник смущенно улыбнулся.
На некоторое время в избе воцарилась тишина. Только сверчок где-то в углу пробовал настроить свою скрипку, но ее звучание оставляло желать лучшего.
– Сегодня я не ждала тебя… – наконец молвила Ожега, глядя на Олега каким-то отсутствующим взглядом.
«Сегодня! – мысленно воскликнул художник. – Выходит, что я на поводке? Вот влип… Фантасмагория. Если посмотреть на ситуацию со стороны, то она просто абсурдная, дикая, и вообще находится за пределами здравого смысла. А может, плюнуть на все и откланяться? Пока не поздно. На кой ляд мне бредни этой столетней грымзы? Скажи мне кудесник, любимец богов… бред! Что я хочу узнать? Когда дуба врежу? Мне это не нужно и неинтересно. И никому не нужно. Когда придет хромая, тогда и придет. Все там будем…»
– Верно, Мары[19] бояться не надо, – вдруг сказала Ожега. – Она приносит человеку покой. Страшны нави[20]. А они уже вьются над тобою.
Олег невольно вздрогнул. «Она что, умеет читать мысли?!» – подумал он в сильном смятении. Олег был достаточно образован и начитан, чтобы разбираться в славянской мифологии.
«Причем тут нави? – продолжал он размышлять в лихорадочном темпе. – И почему это им вздумалось барражировать над моей бедной головушкой? Им что, делать больше нечего, как изгаляться над бедным художником? И вообще – какого хрена?!»
– И это все, что вы можете мне сказать? – спросил он резко, с вызовом. – Тогда я пойду обратно. Стоило ли огород городить ради того, чтобы в очередной раз услышать общеизвестные сентенции и поприсутствовать на сеансе угадывания мыслей? Этого добра и в
