откровенно цинично-оценивающим взглядам.
– Присаживайтесь. Сюда… Подождите, пожалуйста, минут пять, пока шеф не освободится, – сказала она, и уселась на свой стул-вертушку так, что Олегу стали видны не только ее ноги выше колен, но и прозрачные трусики.
А, чтоб тебя! – думал рассерженный художник, пытаясь принять в кресле такую позу, чтобы перед его глазами не маячила соблазнительная картинка. (Но себе он все же вынужден был признаться, что ножки у этой рыжей девахи очень даже ничего; в отличие от груди, которая возвышалась двумя едва приметными бугорками).
Наконец из кабинета главного редактора пробкой вылетел взлохмаченный тип в очках, показал в «голливудской» улыбке все свои зубы секретарше – они были у него желтые и большие, как у лошади, – и, включив форсаж, буквально растворился на фоне дверного проема.
– Одну минуту, – сказала секретарша, вскакивая со своего насеста. – Я сейчас доложу… Как вас представить?
– Моя фамилия Радлов, – сухо ответил Олег и дал ей свою визитку. – Там все написано.
Девица пробыла в кабинете главного редактора минуты две. Появившись в приемной, она широко распахнула дверь кабинета и сказала, глядя на Олега каким-то другим взглядом:
– Проходите, Верлен Аркадиевич вас ждет, – сказала секретарша необычайно нежным и томным голоском.
Недоумевающий Олег вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. К нему уже шел с протянутой рукой главный редактор, улыбаясь до ушей.
– Здравствуй, здравствуйте, Олег Ильич! – с чувством потряс он руку Олега в неожиданно крепком рукопожатии. – Наслышан о вас, наслышан. Как-то так вышло, что мы до сих пор не встретились…
– Отчасти это хорошо.
– Почему? – удивился главный редактор.
– Почему ты, Петенька, в гости меня не зовешь, в свой курятник? – спросила лиса петуха.
Верлен Аркадиевич громко и раскатисто расхохотался.
– Вон оно что… – Главный редактор указал Олегу на одно из кресел, сам сел в другое. – Похоже, с юмором у вас все в порядке. Кстати, недавно я и впрямь хотел напроситься к вам в гости.
– Зачем?
– Только не для того, чтобы вы написали мой портрет. Это мне не по карману. Мыслил взять у вас интервью. Вы личность известная, я бы даже сказал, знаменитость, людей вашего уровня у нас в городе можно на пальцах пересчитать. Если они вообще есть. Поэтому посылать к вам простого журналиста как-то не по чину.
– Будем считать, что мы поменялись ролями. Я пришел к вам с той же целью – выступить в качестве интервьюера.
– Да ну? Это что-то новое… Или вы решили стать издателем какой-нибудь газеты?
– Что вы… У меня не тот профиль.
– И что же вы хотите узнать?
– Я вас долго не задержу…
– Будет вам. Не нужно извинений и не делайте виноватый вид. Мне, например, очень приятно с вами общаться. Можете мною располагать сколь угодно долго. Как вы насчет кофе? Или вы предпочитаете чай?
– Лучше кофе. И покрепче. Без сахара.
– Организуем… Ара, два кофе! – повысил он голос.
Секретарша появилась с двумя чашками кофе буквально через две-три секунды. Наверное, подслушивала под дверью, подумал Олег. И похоже, главный редактор знал эту ее не совсем приятную привычку.
– Странное имя, – сказал Олег, посмотрев вслед девушке. – Никогда не слышал…
– Сокращенное. Ее зовут Ариадна. Оно хорошо звучит только в сочетании с отчеством. Но пока Аре не настолько много лет, чтобы величать ее по имени-отчеству. Та о чем вы хотели спросить?
Олегу все больше и больше начинал нравиться этот неугомонный правдоискатель. Странно, подумал художник, почему он в советские времена не примкнул к диссидентам?
Наверное, потому, что в нем было гораздо больше ума и рассудительности, нежели в записных изобличителях советского строя. Который, как оказалось после, был не совсем уж и плох. Но разрушать, конечно, легче, чем строить…
Верлену Аркадиевичу было где-то около пятидесяти. В его поджаром теле угадывалась, несмотря на годы, стремительность борзой, а глаза, казалось, проникали не только в душу, но и дальше. На левой щеке у главного редактора виднелся шрам – результат стычки с недоброжелателями.
Верлен… Олег невольно улыбнулся. Имечко из серии «мама не балуй». Скорее всего, состоит из двух слов – ВЕРный ЛЕНинец. Похоже, родители Верлена Аркадиевича были твердокаменными большевиками.
