Вскоре крючконосый, тщательно подобрав щепки, с охапкой дров удалился в избушку. И тут же ему на смену вышел второй. Держа оружие наготове, он начал ходить туда-сюда, время от времени резко и внезапно останавливаясь, чтобы прислушаться.
Этого я все-таки решился рассмотреть через бинокль. Мне хватило двух-трех секунд, чтобы его облик намертво запечатлелся в моей памяти.
Он был невысок ростом, жилист и кривоног. Левую бровь делила пополам светлая полоска шрама, а правая щека была испещрена мелкими черными точками и изрыта оспинами – похоже, это остались следы от взорвавшегося в стволе патрона. Не награди его природа заячьей губой, парня можно было бы с известной натяжкой назвать симпатягой.
Через двадцать минут часового окликнули, и он поторопился скрыться внутри зимовья. Его немедленно сменил крючконосый. Он что-то доедал на ходу. Похоже, обед был готов. Судя по скорости приготовления пищи, троица пользовалась сухим пайком, а на плите кипятили чай.
Время шло. А я все так же лежал в засаде, будто приклеенный, не решаясь на какие-либо действия.
Насытившиеся парни по-прежнему отсиживались в хижине, но наружный пост они так и не сняли – крючконосый и ушастый меняли друг друга через каждые полчаса.
Близился вечер. Я наконец решился отправиться восвояси. Собственно говоря, какое мне дело до этой троицы, разгуливающей по глухомани с оружием в руках? Пусть ими занимаются те, кому положено по долгу службы.
На худой конец, чтобы самому не светиться, передам в органы через Зосиму запечатанный конверт с анонимной ориентировкой на этих парней, чтобы он бросил его в почтовый ящик на станции. Мне как-то не улыбалась перспектива маяться в официальных кабинетах, давая показания следователям милиции или ФСБ.
Однако меня опередили. В очередной раз отворилась дверь избушки, и к часовому присоединились остальные двое. Выдерживая дистанцию, они двинулись в том же направлении, откуда появились. В их позах по-прежнему чувствовалась угрюмая настороженность и готовность в любой момент открыть огонь.
Прежде набитые под завязку рюкзаки троицы изрядно похудели.
Я лежал, не двигаясь и не меняя позы, как минимум двадцать минут – пока притихшие лесные птицы снова не начали подавать голоса. Значит, троица уже далеко от зимовья. Конечно, они могли и затаиться гденибудь поблизости, чтобы некоторое время понаблюдать за окрестностями и проверить нет ли за ними 'хвоста'.
Однако если судить по моим наблюдениям, парни на такой фортель не могли сподобиться. Во-первых, у них не было на это веских причин, а во-вторых, для таких дел требуются люди с весьма солидной и специфической подготовкой, у которых подобные проверки развиты на уровне инстинкта. Все трое, скорее всего, были боевиками какого-нибудь чеченского или иного закавказского клана.
Но тогда напрашивался закономерный вопрос: а что они здесь, в русской глубинке, потеряли? По какой причине эти кавказцы так напряжены и почему скрытничают? И что они оставили в зимовье?
Я колебался недолго. А, была, не была!.. Иначе бес любопытства, которого я намеревался заковать в цепи безразличия и сдержанности, в конце концов меня доконает.
К зимовью мне пришлось добираться ползком. Я все-таки решил поберечься. Дверь по- прежнему была не заперта; к ней лишь привалили бревно – чтобы лесное зверье не забралось в избушку.
Внутри пахло дымом и подгоревшим маслом. Но ни остатков еды, ни посуды я не увидел. Наверное, парни все это унесли с собой. Избушка, как и прежде, казалась необжитой, давно покинутой. Да, эти парни явно страдали повышенной аккуратностью…
Но куда девался их груз? Обитый жестью ящик, где охотники обычно хранят неприкосновенный запас продуктов, оказался пустым. Я заглянул даже в печку, но кроме свежего пепла и нескольких тлеющих угольков ничего не заметил.
Да-а, загадка… Я тупо осматривал стены и пол в надежде найти какой-нибудь тайник (если он, конечно, там был), но все мои потуги пропали втуне. Черт побери! Может, меня заклинило во время наблюдения за парнями и я ошибся насчет груза в рюкзаках?
Я не стал долго задерживаться в зимовье. Ошибся, не ошибся, но нужно отсюда уходить. Искать тайник просто недосуг. Солнце уже скрылось за деревьями, и я торопился попасть на свой 'остров' если и не засветло, то хотя бы в сумерках. Иначе придется ночевать в лесу; о том, чтобы остаться в избушке, я даже не помышлял.
А идти в темноте по болотам может разве что сумасшедший. Или опытный охотник- следопыт, отлично знающий местность. Увы, я к таким не относился.
Впервые за месяцы, проведенные на 'острове', я шел по лесу словно по минному полю. Мне всюду мерещились вооруженные бандиты; а кто еще мог бродить по этой глухомани с автоматическим оружием, как не бойцы какой-нибудь мафиозной группировки?
Если честно, то я был немного напуган: кому хочется нарваться на пулю за здорово живешь? Ведь ответить мне было практически нечем…
Когда я, уже по темноте, зашел в свою избу, силы оставили меня. Я, как был в резиновых бахилах, так и завалился на постель. У меня совсем пропал аппетит, хотя я и не прочь был выпить рюмку-другую.
Но лень, навеянная усталостью, буквально пригвоздила меня к кровати. Я уснул, даже не заметив, как это произошло, хотя и намеревался после небольшого отдыха все же приготовить легкий холостяцкий ужин – поджарить пару яиц и гренки к чаю.
Глава 8
Разбудил меня стук в дверь. Все еще во власти сна, с полузакрытыми глазами, я, как сомнамбула, добрел до порога и отодвинул засов. За дверью стоял встревоженный Зосима.
– Какого хрена… с утра пораньше!? – спросил я возмущенно.
– Дык, это, какое утро!? Уже полдничать пора.
– Шутишь… – Я протер глаза и посмотрел на часы.
Ни фига себе! Полдвенадцатого. Ничего себе покемарил…
– Что у тебя стряслось? – Зосима с обалдевшим видом уставился на мои облепленные подсохшей грязью бахилы.
– Охотился… – Я не стал вдаваться в подробности. – Поздно пришел…
– А я стучал, стучал… Думал, что-то случилось.
– Типун тебе на язык. Что может случиться с дачником? Между прочим, я мог и в лесу заночевать. Не впервой.
– Мог, – согласился Зосима. – Но тебя вчера видели. Поздним вечером.
– Кто? – Я удивился совершенно искренне, потому как пробирался в свою обитель словно вор; даже деревенские собаки не лаяли.
– Коськины. Мог бы и сам догадаться…
Блин! Конечно, мог бы. Самодеятельные деревенские детективы и политинформаторы дед Никифор и баба Федора знали подноготную каждого жителя 'острова'. Кто-то еще собирается чихнуть, а уже Коськины докладывают остальным когда это должно случиться и сколько раз. Жуть! Для них только я пока оставался тайной, но у меня совершенно не было сомнений, что когда-нибудь и мои кости начнут мыть и полоскать с превеликим усердием.
