Ах, мечты, мечты, где ваша сладость?..
Я посмотрел на Зосиму. Он сидел прямо, словно в трансе, и только хлопал ресницами. Где и подевалась его говорливость. Да, эта барышня кому хочешь рот заткнет. Переболтать ее может разве что ученый попугай.
– В нынешние времена, мадам, гораздо лучше быть сдвинутым по фазе, нежели иметь здравый рассудок, – сказал я примирительно. – Даже при непредвзятом взгляде на действительность умному человеку впору лезть в петлю. То, что сейчас творится (и не только у нас – во всем мире), похоже на кошмарный сон.
Человечество уже заканчивает рубить сук, на котором сидит.
– Ба, да мы философы! – воскликнула с неприкрытым сарказмом Каролина. – Теперь мне понятно, почему вас привлекает отшельнический образ жизни. Похоже, вам захотелось, чтобы вас еще при жизни причислили к сонму святых. Только как вяжется вся эта, отнюдь не нищенская, обстановка, – она сделала рукой круговое движение, – с вашим мировоззрением? По-моему, отшельничество предполагает аскетизм.
Или я не права?
– Вы принадлежите к тем индивидуумам, которые всегда правы, – отпарировал я ее выпад. – Говорят, что подобное свойство принадлежит ограниченным людям, но вы, видимо, являетесь приятным исключением.
Удивительно, но девушка смолчала. Она лишь обожгла меня презрительным взглядом и демонстративно отвернулась.
На какое-то время в избе воцарилась тишина. Чтобы как-то разрядить обстановку, я начал мыть посуду, при этом размышляя о превратностях судьбы; на меня иногда находит такая блажь. Все выходило на то, что моему спокойному размеренному существованию в деревенской глуши подходит конец.
И как будто в подтверждение моим выводам в сенцах что-то загрохотало (скорее всего, кем-то оброненные пустые ведра), и в избу достаточно шустро вбежала баба Федора.
Похоже, я и впрямь не ошибся: сегодня в моей тихой обители был день открытых дверей.
Глава 9
Старуха Коськина была возбуждена до крайности. Ее сухощавое востроносое лицо типичной склочницы даже зарумянилось на скулах, а все еще не по-старчески живые маленькие глазки блестели как в лихорадке.
Она несколько озадаченно уставилась на Каролину, которая безмятежно дымила сигаретой, но эта небольшая пауза тут же прервалась почти пулеметной трескотней, которая начала срываться с ее неутомимого языка:
– Там такое, там такое!.. Никифор в лесу нашел. Мы пошли по грибы, случайно наткнулись. Мужик. С виду неживой. Я страсть как перепугалась! Прислушались – как будто не дышит. Думали, совсем помер. Я говорю Никифору: надо звать людей. А он грит: ты что, дура? (Представляете – дурой меня обозвал!).
Мертвяк, он и есть мертвяк, чего шум зазря поднимать? Пусть маленько полежит, что с ним станется. Да и вообще, наше дело – сторона. К тому же грибков надобно набрать, на обед. Ну, я ему, конечно, ответила…
'Можно представить… – Я едва сдержался, чтобы не ухмыльнуться. – Бедный дед…'. -… Тут мужик и застонал. Меня едва кондрашка не хватила, – тем временем продолжала свой рассказ баба Федора. – В сознание пришел. Но ненадолго. Никифор возле него остался, а я вот к вам. Спасать надо. В больницу отправить, в район. Слышь, Зосима?
– Еще бы не слышать… – проворчал Зосима. – Ты и глухого разбудишь.
– Так чего же ты к стулу прирос!? Запрягай кобылу. – Баба Федора смотрела на него с возмущением.
Зосима тоскливо глянул в мою сторону. Видно было, что он колеблется и ищет моей поддержки. Я понимал его состояние лучше, нежели остальные, но лишь сочувственно вздохнул.
Зосима знал наверняка, чем лично ему грозит милосердный поступок – транспортировка больного в районную поликлинику. С Коськиных какой спрос, из деревеньки стариков и тягачом не вытащишь, а вот на нем менты, которым нужно все задокументировать, покатаются. Тем более что неизвестно, кто этот найденыш и чем он в наших краях занимался.
– У него есть оружие? – спросил я бабу Федору.
– Не-а. Может, потерял в беспамятстве.
– А как насчет документов?
– Так ведь у него и карманы-то к одежке не пришиты. Куда документы прятать?
– Как это не пришиты!? – спросил я несколько озадаченно. – Он что, в одних трусах?
– Почему в трусах? Одет. Вроде как в пижаму. Но без карманов, это точно. И сапог нету. Совсем босой.
'Мертвец' начинал мне нравиться все меньше и меньше. Еще одна тайна… Это же надо – в пижаме и босиком по болотам.
А может, это муж Каролины, безутешный Ильхан? – совершенно некстати мелькнула в голове дурацкая мыслишка. Проснулся поутру, узнал, что суженая дала деру, вскочил, в чем был, на коня – и в погоню.
Очень даже романтично… Тьфу, тьфу, чур меня! Бред сивого мерина.
– Где именно вы его нашли?
– Возле Северьяновой гати. – Наверное, у меня был чересчур строгий вид, потому что баба Федора начала отвечать как солдат – коротко и по существу.
– На телеге туда можно добраться?
– Можно.
– Там есть старая дорога, – вмешался в разговор Зосима. – До войны в тех местах были торфоразработки.
– Тогда запрягай. И впрямь нужно спешить – человек умирает. – Поймав умоляющий взгляд Зосимы, я безжалостно добавил: – Куда денешься – надо.
– И я с вами! – подхватилась Каролина.
– Конечно. Я совершенно не сомневался, что у вас появится такое желание.
– Не говорите загадками. Почему вы не сомневались?
– Потому что куда конь с копытом, туда и рак с клешней. От такой липучки, как вы, очень непросто избавиться. Ладно, пользуйтесь моим великодушием. Вам повезло – у меня сегодня приступ доброты. Есть такая трудно излечимая болезнь.
Она хотела что-то сказать, похоже, весьма нелицеприятное, даже начала говорить, однако, прочувствовав момент, от выяснения отношений сдержалась. Впрочем, я уже ее не слушал – быстро облачившись попоходному, схватил свою охотничью аптечку и выскочил во двор…
До нужного места мы добрались быстро. Единственным камнем преткновения в нашей поездке стал Зосима.
Он был мрачнее грозовой тучи и всю дорогу недовольно бурчал.
Машка даже пыталась оглядываться на ходу – наверное, из сострадания – но Зосима вместо благодарности больно стегал ее кнутом. Обиженно фыркая, лошадь добавляла ходу, однако узкая и сильно заросшая травой дорога не давала возможности перейти на рысь.