Каролина не показывалась. Где она находилась, я не знал. Хотя, если честно признаться, этот вопрос интересовал меня больше всего.
Я даже подумывал, не расспросить ли на сей счет Коськиных. Но тут же оставил свои намерения. Иначе баба Федора сплетет такую историйку о наших с Каролиной отношениях, что куда там иным писателямфантастам.
Утро выдалось восхитительно свежим и прохладным. Солнце еще не выкатилось на небесный простор, лишь золотило перистые облака на горизонте. Ветер, который дул всю ночь, устал и спрятался в лесах.
Озеро таинственно мерцало и серебрилось – словно драгоценный, тщательно отполированный камень, оброненный возле деревни в прадавние времена каким-нибудь славянским богом.
Сегодня меня потянуло на рыбалку. Летняя жара постепенно шла на убыль и рыба начала клевать на любую наживку.
Я устроился чуть поодаль от своей избы, над невысоким обрывом. Захваченный тревожными мыслями, я не услышал как подошел Зосима. Он буркнул что-то наподобие приветствия и уселся рядом.
– Ты чего такой грустный? – поинтересовался я, не спуская глаз с поплавков.
– У меня гости, – коротко сообщил мой приятель и начал набивать трубку табаком.
– Гостей нам только и не хватало, – невольно сорвалось с моего языка. – Кто такие?
– Пал Палыч приехали.
– А-а, понятно…
Своего залетного дачника-квартиранта Зосима даже за глаза величал на 'вы'.
– Пьет? – спросил я, немного погодив.
– Мрачный… – неопределенно ответил Зосима.
– Значит, пьет.
Зосима промолчал. Он курил трубку с таким сосредоточенным и отрешенным видом, будто решал задачу мирового масштаба.
– Ты чем-то недоволен? – решился я нарушить его мыслительный процесс.
– Ну…
– Чем именно?
– Я так думаю, у Пал Палыча отвальная.
– Это как?
– Турнули его с работы, вот как.
– Он что, сам тебе сказал?
– А мне ничего говорить не нужно. Я это нутром чую. Он какой-то не такой… ну, я не могу объяснить.
Потерянный, что ли.
– Понял…
Я и впрямь понял. Потому что совсем недавно сам был в таком же состоянии. Когда утрачиваются прежние, казавшиеся незыблемыми, жизненные ориентиры, человеку становится не по себе. Он мечется, не видя выхода из создавшегося положения, нигде не находит себе места, совершает дурацкие поступки, иногда начинает злоупотреблять спиртным… – короче говоря, пускается во все тяжкие.
Однако хуже всего тем, кто теряет власть и положение в так называем 'высшем' обществе. Тут уже точно не до смеха. Падать с большой высоты гораздо больнее, нежели с крыльца. Кое-кто из таких отверженных так и не поднимается с колен.
Но многие из карьеристов от природы обладают ярко выраженной способностью к мимикрии, а потому через некоторое время они начинают новое восхождение – если и не к вершинам власти, то к большим деньгам в сфере бизнеса, нередко полукриминального. И только злость на все и вся, взращенная обидой, остается у таких людей неизбывной.
– Ты, случаем, не видел нашу общую подругу? – спросил я небрежно, будто о несущественном.
– Это ты о ком? – встрепенулся задумавшийся Зосима.
– Я говорю о Каролине.
– А ты не знаешь?
– Что я должен знать?
– Дык, она заболела. Федора ее козьим молоком отпаивает, но температура еще держится.
Вот те раз! Я почувствовал угрызения совести. Конечно, моей вины в болезни Каролины не было, но у стариков, в отличие от меня, из лекарств имелись только аспирин и анальгин. Я это знал точно, так как Зосима чаще всего привозил именно эти, а также валидол и корвалол.
– Нужно навестить… – сказал я не очень уверенно.
– Ушицу сварим и пойдем, – перевел мое намерение в практическую плоскость Зосима, покосившись на ведро, в котором плескался улов. – Она, чай, соскучилась по хорошей еде. Федора только щи варганит. Без мяса. А свежая уха очень пользительная. Враз выздоровеет. Подсекай, клюет!
Да, клев и впрямь был отменным…
Глава 10
За те трое суток, что я не видел ее, Каролина здорово сдала. Небрежно причесанные волосы, темные круги под глазами, сухие губы, которые девушка время от времени нервно облизывала кончиком розового языка, лихорадочный блеск в ее глазах – все свидетельствовало о том, что она находится в глубоком кризисе.
Ее болезнь вовсе не относилась к естественным; это не была, например, простуда или какая-нибудь респираторная инфекция. Я, конечно, не врач, но многое повидал на своем веку. Поэтому с большой долей вероятности можно было сказать, что у девушки наступил резкий функциональный спад – как физического, так и морального свойства, нередко сопровождающийся повышением температуры.
Что и немудрено: даже если предположить, что ее россказни о ревнивом муже – байки, вранье, все равно она пережила немало. Не всякая женщина способна поднять мотодельтаплан в воздух и рвануть куда глаза глядят, практически не надеясь на благополучный исход затеянной авантюры.
– А, Робинзон… – Казалось, что Каролина совершенно не удивилась, когда мы с Зосимой зашли в ее комнату.
– Что, еще кого-то отыскали в лесу?
– Бог миловал. Мы пришли навестить больную. Кушать хочется? – Я не стал разводить лишние трали-вали, а сразу начал с главного.
– Не то слово! – воскликнула девушка. – Я голодна, как сказочный людоед. Заранее предупреждаю: близко ко мне не подходите, иначе слопаю и не поперхнусь. Что там у вас? – Она жадно посмотрела на Зосиму, державшего в руках кошелку с харчами.
Мой приятель начал быстро сервировать крохотный колченогий столик, исполняющий роль прикроватной тумбочки. Но предварительно накрыл его предусмотрительно захваченным куском цветного полиэтилена.
'У этой жадюги (Зосима имел в виду бабу Федору) сундук доверху набит новым барахлом, а в избе одно рванье', – бубнил он, доставая из комода полиэтиленовую пленку.
