смотрины моему таинственному талеру.
Глава 3
Все эти мысли пролетели в моей голове за то время, пока я вместе с опером спускался по лестнице к квартире уже покойного Хам Хамыча. Возле входной двери его апартаментов стоял на страже очень серьезный мент, а рядом с ним, прислонившись к стене, изображал из себя кариатиду* наш участковый Евсеев.
Он был бледным до синевы и явно чувствовал себя нехорошо. Что это с ним? – подумал я мельком и любезно раскланялся. На всякий случай. Евсей, как звала его местная шпана, был очень злопамятен.
*Кариатида – колонна в виде женской фигуры, поддерживающая выступающие части здания.
Ответного приветствия я не получил. Это было странно. С участковым у меня сложились хорошие отношения. Он иногда заходил ко мне на огонек, и я угощал его рюмочкой хорошего коньяка и чашкой кофе.
Но сейчас, как мне показалось, он просто меня не заметил. Евсей стоял едва не по стойке «смирно», икал, будто с перепоя, и таращился куда-то в пространство.
Мы вошли. Опер впереди, я – за ним. В квартире Хамовича было людно – работали эксперты. Ого! – подумал я, глядя на них с глубины прихожей. Не много ли спецов понаехало, чтобы посмотреть на труп. Ладно – труп мини-олигарха местного разлива. Пусть так.
И все-таки…
Мое недоумение испарилось в один миг, едва я переступил порог гостиной. Здесь убивали Хамовича. Что это злодейство случилось именно в гостиной, сомнений у экспертов не было, а у меня – тем более.
Труп уже убрали, лишь на ковре виднелись контуры человеческого тела, очерченные мелом. Какая ирония судьбы… От богатого, имеющего все – нет, даже больше, чем все – человека, осталось лишь контурное изображение.
Но эта мысль только слегка коснулась моего сознания и тут же испарилась. Я поднял голову и посмотрел на интерьер гостиной.
Мать моя женщина! Вся мебель и все стены гостиной были в крови. Лужа крови виднелась и на полу, однако на темно-красном фоне ковра ее трудно было заметить с первого взгляда.
Но зато на стенах… Создавалось впечатление, что убийца макал свои руки в кровь и оставлял оттиски на светлых обоях. Он разрисовал не только стены, но и мебель, в том числе диваны и пуфики; даже на стеклах виднелись брызги крови. Это был не просто убийца, а какой-то безумный мясник.
Мне мгновенно стало дурно. Свершено не соображая, что делаю, я круто развернулся и бросился вон из квартиры Хамовича.
Как я не вырвал на лестнице, не знаю. Я мужественно сохранил содержимое своего желудка до клумбы перед домом. Ну, а там уже я раскрыл свои хляби по полной программе…
– Ну, нализался… – раздался неподалеку осуждающий женский голос.
– Ага, с утра пораньше, – поддержала ее другая женщина.
– Жрут ее, проклятую, жрут… Когда уже напьются?
– Паразиты…
– А с виду интеллигент.
– Угу…
«Миленькие, – думал я вяло, не в силах оторваться от деревца, за которое схватился, как утопающий за соломинку. – Канайте на хрен дальше. Мне сейчас не до вашего бабьего базара…»
Увиденное потрясло меня до глубины души. Нельзя сказать, что я никогда не видел крови. Несколько раз приятели брали меня с собой на охоту, где убийство живых существ само собой разумеющееся дело.
Правда, толку от меня, как от охотника, было мало, но убитых зверей и птиц я видел, и кровь животных не вызывала во мне таких бурных эмоций. В принципе, я соглашался принять участие в охотничьих забавах только по одной причине – чтобы во время охотничьего застолья с хорошей выпивкой всласть пострелять по бутылкам.
А стеклотары после каждой охоты было – завались…
Но когда я увидел следы даже не убийства, а кровавого побоища, все во мне перевернулось. Я вдруг ощутил себя слабым и беззащитным. Мне захотелось, как в детстве, спрятаться под длинное пальто мамки и почувствовать себя укрытым в надежном бастионе.
– Вы тут живы? – раздался за спиной участливый голос майора Ляхова.
– Жив. Но не сказал бы, что хорошо себя чувствую.
– Это пройдет. Возьмите… полегчает…
Я обернулся и увидел, что он протягивает мне бутылку минералки. У него что, запас для таких случаев имеется? – подумал я мельком. И жадно прильнул к горлышку.
Бутылка показала дно в один миг; в ней было всего лишь треть литра. А я почувствовал значительное облегчение. Мне стало так хорошо, как не бывало даже с глубокого похмелья,
