запомнившийся номер.
– Слушаю! – раздался на другом конце провода почти крик.
Я сокрушенно вздохнул – это была не Бет.
– Здравствуйте. Никита…
– Я узнала…
Голос матери моей подружки мгновенно стал невыразительным и безжизненным. Все понятно. Можно и не спрашивать. Елизавета еще не объявилась. Но я все-таки продолжил разговор:
– Вам… никто не звонил?
– Нет. Извините…
И телефонная трубка забибикала «отбой».
Неужели отец не ошибся в своем предсказании, думал я, холодея, и Лизавету убили? Но ведь она не живет в нашем подъезде… Значит, ее всего лишь похитили. Как ее спасти? И возможно ли это в принципе? Ведь она сейчас неизвестно где и с кем.
Мне захотелось закричать, и я стиснул зубы до скрежета. Какая сволочь ее умыкнула!? А что это так, у меня уже не было ни малейших сомнений.
Надо что-то делать, надо делать, надо…
– Ника!
– Да, мама.
– Иди завтракать.
– Уже иду…
Позавтракав, я ушел. Предостережение отца не выходило из головы. Мне казалось, что за мной по-прежнему следят, но как я ни проверялся, а топтуна все равно не заметил. Может, его и не было. Однако, нервы мои уже были не то, что раньше. Они едва не звенели от напряга, как металлические струны.
Я начал бояться. Чего? А фиг его знает. Наверное, своей тени.
Ничто вокруг меня не предвещало каких-либо мрачных коллизий. Ярко светило солнышко, клумбы радовали цветочными коврами, а скверы – молодой зеленью, юные мамаши катали своих детишек в колясках, толстый мужик в шляпе, похожий на бульдога, выгуливал крохотную болонку с розовым бантом на ошейнике (надо было видеть эту идеалистическую картину), чирикали воробьи, хлопотливо подбирая с тротуара хлебные крошки…
В общем, все было как обычно. Нормальная городская жизнь. Если зло где-то и таилось, то о нем обыватель обычно узнавал в последнюю минуту, о наступлении которой он не имел ни малейшего представления.
Но я-то знал… Я не мог не поверить отцу. Что-то должно случиться… Должно случиться! В нашем доме… Когда? Неизвестно. Скоро… Скоро – это понятие растяжимое.
Нет ничего хуже ожидания!
Возле дома меня уже встречали. Я только вздохнул – опять этот опер, Ляхов. И он был не один, а с сотрудником, судя по юному лицу, рангом пониже. Неподалеку стояла милицейская машина, откуда на меня настороженно смотрели водитель и мужик в роговых очках. Интересно, кто он? На мента вроде не похож…
– Мы вас заждались, – довольно неприветливо сказал майор. – Пойдемте…
– Куда?
– К вам домой.
– Зачем?
– У вас будет обыск.
– Вы… вы что? Зачем… С какой стати!? А у вас есть ордер?
– Конечно, – ответил Ляхов. – Вот…
Он ткнул мне под нос официальную бумагу с печатью, но я все равно не смог разобрать, что там написано – буквы расплывались. Словно у меня начали слезиться глаза.
– Что ж, коли так, никуда не денешься, – сказал я покорно, все еще пребывая в ступоре, и поплелся впереди неприятной компашки во главе с Ляховым.
Я пришел в себя и начал кое-что соображать только тогда, когда мы вошли в квартиру, и обыск начался. Катализатором моего душевного возрождения послужил Лукич, которого менты пригласили в качестве одного из понятых.
Он, как обычно, слонялся без дела по двору, не выпуская изо рта длинную сигарету, распространяющую окрест ароматы свободолюбивой Кубы. На моей памяти Лукич был понятым семь или восемь раз. По-моему, со временем это стало его хобби.
Впрочем, старика можно было понять – он жил один-одиношенек, что вредно сказывалось на его энергичной жизнелюбивой натуре. Поэтому Лукич успевал за день потрепать языком как минимум с двадцатью человеками, куда обязательно входил дворник, уборщица нашего подъезда, тоже большая любительница дискуссий, экипаж мусоровоза, почтальон и бездомный пес Жук, которого прикармливали всем двором.
Это была ласковая и очень симпатичная псина неизвестной породы, черная, как смоль, и
