Подкова научила его многому. За достаточно короткий срок он узнал как делаются деньги и что стоит за всеми этими дивидендами, акциями, спонсорами, процентами и прочими понятиями, о которых в своей тайге слыхом не слыхивал. И еще Егор Павлович очень хорошо уяснил, что такое 'счетчик'. Однажды ему довелось присутствовать при экзекуции владельца табачного киоска, посаженного на счетчик 'быками', взимающими с торговцев ежедневную дань. Беднягу светлым днем при всем честном народе измочалили так, что он две недели лежал в реанимации. И все делали вид будто это безобразие их не касается. В том числе и наряд милиции, быстренько испарившийся с места событий в неизвестном направлении.
Прикупив в больничном киоске нужные лекарства и посулив лечащему врачу и медсестрам свою искреннюю благодарность, которая выражалась в долларовом эквиваленте, Егор Павлович поехал разыскивать 'Джелико'. Его поиски длились недолго – фирма находилась в центре, неподалеку от выставочного комплекса. Однако прорваться на прием к директору мог разве что танк – массивное серое здание с колоннами, кованными решетками на окнах и бронированной дверью парадного охраняла милиция и здоровенные мордовороты в штатском, от которых за версту перло уголовным духом.
Потыкавшись в крохотной клетушке на первом этаже сбоку от центрального входа, представляющую собой бюро пропусков, и услышав в ответ от рафинированной девицы с черным маникюром и такими же траурными губами, что все руководство в отъезде и будет на месте не раньше чем через полмесяца, Егор Павлович в сердцах плюнул и пошел к нотариусу, чья подпись и штамп стояли на обороте расписки. Он понял, что к директору 'Джелико' до окончания срока возврата ссуды ему не проникнуть ни под каким видом, тем более, что все та же суперсовременная краля предлагала ему записаться на прием под энным номером, очередь которого дойдет тогда, когда рак свиснет. Потому старик решил попытать счастье в последней инстанции – частной нотариальной конторе; умудренный небольшим опытом своего 'бизнеса' на Подкове, с милицией он решил вообще не связываться.
Но и у нотариуса, как говаривал Гоша Копылин, его ждал полный облом и фунт ореховой скорлупы.
Прилизанный живчик, похожий на 'голубого', вежливо показал ему книгу регистрации заверенных документов, где значилась и злополучная расписка, и весьма галантно попросил очистить помещение. Все.
Круг замкнулся. Нужно было или признать собственное бессилие, или принимать какие-то экстраординарные меры, чтобы спасти любимую женщину от рокового финала.
Егор Павлович думал весь вечер и почти всю ночь. Семь тысяч долларов – это для него просто огромная сумма. Возможно, через год, полтора он и смог бы наскрести такие деньги, работая, как проклятый, денно и нощно – для Ирины Александровны он пошел бы на любые жертвы – но сроки… Проклятые сроки! Занять? У кого? Его заказчики были богатыми, но прижимистыми людьми и считали каждый цент почище базарных торговок. Заложить свою квартиру? За нее больше трех тысяч никто не даст. А где искать остальные деньги?
Нужное решение пришло во время утренней прогулки с Греем. Гуляя по заброшенному парку, он потихоньку добрел до приснопамятной круглой поляны с остатками статуи, когда-то изображавшей спортсменку с веслом, где волкодав сражался с боксерами Чатбарой и Чангом. Ему вдруг вспомнился владелец ротвейлера, присутствовавший во время схватки. И его странное, тогда неприемлемое предложение попробовать Грея на собачьем ринге. Может, это и есть выход?
Разволновавшийся старик скомкал прогулку и едва не бегом возвратился домой. Он перерыл всю квартиру в поисках визитной карточки странного незнакомца, пока наконец не нашел ее среди старых газет и разнообразных квитанций, которые он обычно складывал на антресоли. 'Чижеватов Михаил Венедиктович, кандидат технических наук' – прочитал Егор Павлович красивую буквенную вязь, оттиснутую позолотой на белоснежном глянцевом картоне. Странно, подумал старик, какое отношение имеет этот образованный человек к жестоким играм с собаками? Но размышлять было недосуг, и, наскоро перекусив, Егор Павлович отправился на поиски любителя острых ощущений.
Оказалось, что Чижеватов живет неподалеку, около того самого парка, где они встретились впервые. Но когда Егор Павлович разыскал нужную улицу и указанный в визитке номер дома, то поначалу несколько опешил. Он предполагал, что кандидат наук должен жить по крайней мере в приличном многоквартирном доме, а на самом деле Чижеватов обитал в каких-то приземистых строениях, похожих на склады и огороженных двухметровой высоты дощатым забором. Постояв в нерешительности перед запертой калиткой минут пять, старик нерешительно нажал на белую кнопку электрического звонка. Ждать отклика пришлось долго. Он уже начал было думать, что или звонок испортился, или Чижеватова нет дома, как по другую сторону внушительных железных ворот раздались шаги и чей-то прокуренный голос спросил:
– Кто там?
– Мне бы Михаила… Венедиктовича, – запнувшись на отчестве, ответил Егор Павлович.
– По какому вопросу? – продолжал нудить невидимый собеседник.
– По личному, – отрезал старик. – Он дал мне свою визитку и сказал, что будет ждать.
– Покажь, – требовательно сказал хриплоголосый страж; Егор Павлович сразу понял, что это не Чижеватов – тот говорил тоже с хрипотцой, но уверенным тоном человека, привыкшего повелевать.
В калитке открылось крохотное оконце, и старик сунул в него руку с визиткой. Послышалось недовольное сопение, затем кашель, и только потом звякнул засов.
Наконец Егор Павлович попал в заветный двор. Возле ворот стоял уже немолодой мужчина с копной русых волос на приплюснутой, как толстый блин, голове, отчего лицо сторожа (или привратника – так теперь кликали сторожей некоторые 'новые' русские) напоминало детский рисунок: глаза-щелки, нос пуговкой и уши торчком. Рядом с ним угрожающе, но беззвучно, щерила клыки южнорусская овчарка, похожая на белого барашка.
– Не бойся, не укусит. Она ученая, – деловито сказал сторож, заметив оценивающий взгляд старика, брошенный на собаку.
– Возможно, – согласился Егор Павлович. – Но все же, держи ее, мил человек, от меня подальше. Неровен час…
Он знал, что несмотря на спокойный, уравновешенный характер, южнорусская овчарка чрезвычайно агрессивна и очень не любит, когда чужаки переступают границы ее владений.
– А что, ты прав. Пошла! – прикрикнул сторож на овчарку, и она нехотя потрусила под навес, где лежали прямоугольные вязанки соломы, предназначенные, скорее всего, для подстилки животным. – Тебе повезло.
Я сегодня добрый… хе-хе… – Он кивком позвал старика идти за собой и продолжил треп, шагая впереди кривыми 'кавалерийскими' ногами. – На месте Михал Венедиктыч, на месте. Приехал полчаса назад.
Однако, о тебе он ничего мне не сказал… А может я забыл? Но опять же – визитка… М- да…
Они миновали складские помещения и подошли к двухэтажному дому средних размеров, очень напоминающему заводскую контору. Возле ступенек, сидя на хлипком стульчаке, скучал крепкий парень в спортивной форме. Он выслушал объяснения сторожа и исчез за крепкой, окованной металлическими полосами, дверью. Спустя минуту парень возвратился и молча указал старику наверх.
